ЭнЦэпшн ©
Название: Белая – белая – черная.
Фандом: ориджинал
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Персонажи: Гилберт, Холли, Смерть
От автора: ага, я снова написала фик по зомбям =D
читать дальше.
У маленькой Виктории чудесные длинные пальцы, бледные-бледные. Они перескакивают с клавиши на клавишу, скользят незаметно, и под ними стремительно рождается музыка.
Белая – белая – черная.
Она закрывает глаза, и пушистые светлые ресницы еле заметно вздрагивают, словно в такт этой мелодии. Дыхание перехватывает, и воздуха в легких уже не хватает, и кажется, что вот-вот, и задохнешься, и ребра колет, и в голове тяжело грохочут раскаты пульса, и мир застыл на часах минутной стрелкой, и огонь на свечах замерз.
А она все играет, такая маленькая и хрупкая, теряясь в пышности длинного темно-красного платья, расшитого тонкими линиями золотых ниток. Гости собрались вокруг рояля, восхищенно ахая при каждом удобном случае. Виктория перебирает клавиши, не открывая глаза, словно боясь увидеть кого-то среди толпы. Только всё не так: она боится не увидеть, знает, что не увидит. И где-то в глубине души по-настоящему не хочет видеть.
Не хочет встречаться взглядом с бесчувственными серыми глазами, заглядывать в них в поисках чувства, но наталкиваться раз за разом на стену холодного безразличия. Её брат её ненавидит.
Каждый раз, когда она смотрит на своё отражение в его глазах, она видит эту ненависть. Стальную, ледяную ненависть, тихую и бесконечную. Она пропиталась каждое слово, каждый жест Гилберта.
Холли не открывает глаза до тех пор, пока не прозвучит последний аккорд.
А он стоит там, в самом дальнем углу зала, спрятавшись от назойливого внимания молодых девушек, на дне бокала переливаются брызги света.
У его сестры чудесные длинные пальцы, совсем белые. Хрупкие-хрупкие, как фарфоровые, что, кажется, один неосторожный жест, и они сломаются. Когда она быстрыми движениями вплетает в длинные светлые волосы алые ленты, пальцы скользят в воздухе, словно крылья мотылька.
Всё говорят, что они с Холли очень похожи. Та же бледная кожа, те же цвета колосящейся пшеницы волосы, вот только глаза совсем разные: у Виктории ярко-синие, ясные, как весеннее небо, а у Гилберта – серые. Просто серые, и всё.
Капли крови тоже похожи на алую ленту, когда текут сквозь пальцы Холли, медленно, громко разбиваясь о пол.
Белые – белые – чёрные…Красные.
Белая ночнушка и мутные от боли глаза, черные стены, всё давит и душит, и много докторов и таблеток, и запах трав, и тихие стоны, смешивающиеся с судорожными хрипами. Все лишь разводят руками.
- Госпожа Джоэль, медицина ещё не в состоянии вылечить эту болезнь, - слышит Гилберт из-за закрытых дверей, каждые раз, снова и снова, одно и то же. Он не спит по ночам, он слышит чужой плач и не может сказать точно, доносится ли он из комнаты этажом ниже, или звучит прямо в голове. Во сне Гилберт видит, как чудесные тонкие пальчики смыкаются на его шее, и вскакивает с застывшим в горле криком ужаса.
Он сидит у кровати Холли ровно до тех пор, пока её глаза закрыты, и успевает уйти прежде, чем она проснется. Он убирает у неё со лба мокрые волосы и подолгу шепчет ей что-то на ухо.
Гилберту иногда кажется, что он сходит с ума. Он не знает, что дальше делать с этим. Родители кое-как пытаются его успокоить, что-то соврать, вот только на их лицах всё написано. Вот только есть кое-что, о чем они не знаю.
Это Гилберт пожелал ей смерти.
Этой маленькой, чудесной сволочи, которая одним своим рождением отобрала всё, что он когда-либо имел. Гилберт стал изгоем в этой семье, а милая голубоглазая девочку полюби все, без исключения, позабыв и отодвинув на задний план её старшего брата. Теперь она умирала в мучениях, не в силах сделать вдох, не испытав при этом адской боли.
Гилберт боялся заглядывать в зеркало. Он видит там лицо своей сестры, и у неё холодные, ледяные глаза, и с её губ медленно срываются капли крови.
Он идёт по саду, и в вое ветра слышит её протяжный, болезненный стон. Приторно пахнут цветущие лилии, ярко-оранжевые. Они растут слишком далеко, чтобы Холли смогла бы увидеть их из своего окна. Хотя, они и без того уже давно не встает с постели.
Прямо под её окнами растут ромашки, которые она когда-то сама посадила. Маленькие белые цветочки трясутся на ветру, медленно кивая головой. Гулко жужжащие шмели перевешивают их головки ближе к земле.
Букет из лилий и ромашек сохнет в вазе на столике у кровати. Последний лепесток ещё не успевает упасть, а Холли уже накрывают белой тканью.
Она умерла во сне, Гилберт был рядом, когда её сердце вдруг перестало биться. Он видел это, видел, как в воздухе возникло лезвие и рассекло её тело, видел, как таял потом темно-синий дым, как его унес в окно ночной ветер.
Его сестра лежит в гробу в окружении ромашек и лилий, совсем как живая, кажется, вот-вот улыбнется. Гилберт молча стоит в ряду с плачущими родственниками, не произнеся ни слова. В его глазах – ледяное безразличие, вот только руки дрожат слишком сильно. Он видит того человека с косой в руках, видит, как полы черного рваного плаща развиваются на ветру.
Гилберт видит Смерть. А Смерть смотрит ему прямо в глаза, не моргая, тяжело и долго, и на дне его идеально черных глаз можно разглядеть желтые крапинки.
Смерть существует вне времени, он знает, каких дел натворит этот бледный, нервно прячущий трясущиеся руки в карманы парень, знает и, медленно растягивая губы, ухмыляется.
Гилберт смотрит на это и перебирает в голове все известные ему молитвы.
На стоящий в чулане рояль медленно опускается пыль. Никто больше не перебирает по его клавишам длинными пальцами.
Белая – белая – черная.
Медленно догорают свечи, капая воском на темную поверхность стола. Дальше будет много книг, много бессонных ночей, обвинений и скандалов, алкогольного привкуса и табачного дыма.
Гилберт искал, Гилберт прочесывал город за городом в поисках правды, в поисках способы вернуть утраченное. Однажды он натыкается на человека без пульса, и тот рассказывает Джоэлю: чтобы играть со смертью, нужно пройти через неё.
Тогда Гилберт делает невозможное.
Он встает в один ряд со смертниками, в последнюю секунду все же успевает взойти на эшафот. Люди кричат, гремят, слившись в один звук, раскаты выстрелов, а Гилберт стоит, даже не моргнув. Трупы валятся на спину, и занесенное лезвие оставляет на его груди горизонтальную полосу.
Достаточно одного пореза. Гилберт радостно, почти по-детски улыбается, прежде чем грудную клетку сводит сердечным приступом.
Люди на площади что-то кричат, куда-то бегут, а он лежит на земле, глядя в ярко-синее весеннее небо, и на его губах застыла улыбка.
Смерть вздыхает и еле заметно качает головой. Немного даже жаль этого парня, который хотел как лучше, хотел ещё раз увидеть свою сестру, надеясь сказать всё, что не успел раньше, но лишь обратит и себя, и её в ужасного монстра.
Он пока ещё не знает, что будет вынужден и дальше играть со своею сестрой в ненависть, не знает, что она проклянет его за то, что он пытался её спасти. Не знает, и поэтому умирает с улыбкой на лице. Также, как и Холли, которая думала, что навсегда избавится от боли и холодного взгляда.
Счастье в неведении.
У Виктории чудесные длинные пальцы, бледные-бледные, она обхватывает ими вытянутый бокал с вином. Где-то рядом лежит на боку бутылка, догорает фильтр дорогой сигареты, роняя пепел на шелк обивки. Расплелись светлые хвосты, волосы в беспорядке разметались по спине, а вместо алых лент – вуаль, скрывающая трупные пятна на коже. Она закрывает глаза, и пушистые ресницы чуть вздрагивают под дуновениями ветра. Шелковое алое платье лентами спускается на пол, вьется под сквозняком.
Здесь нет зеркал.
Без тонны косметики лицо Холли выглядит совсем как лицо трупа, с синими губами и расходящимися от правой стороны лица темно-фиолетовыми пятнами. В воздухе пахнет дорогими духами.
Она смотрит в открытое окно, встречаясь взглядом с прицелом камеры наблюдения. Красный огонек включен уже на протяжении нескольких лет, но Холли уверена, что по ту сторону нет никого. Незачем. Но шторы почему-то все равно задергивает.
Гилберт ухмыляется, надавливая окурком о пепельницу. Надо же, столько лет прошло, а она не изменилась. Они не изменились. Холли так никогда и не узнает, как сильно любит её брат.
И не узнает, что где-то в глубине огромного здания «Лилиума» есть комната, где стоит старый, давно покрывшийся слоем пыли рояль, на крышке которого стоит ваза с гербарием из лилий и роз.
Фандом: ориджинал
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Персонажи: Гилберт, Холли, Смерть
От автора: ага, я снова написала фик по зомбям =D
читать дальше.
У маленькой Виктории чудесные длинные пальцы, бледные-бледные. Они перескакивают с клавиши на клавишу, скользят незаметно, и под ними стремительно рождается музыка.
Белая – белая – черная.
Она закрывает глаза, и пушистые светлые ресницы еле заметно вздрагивают, словно в такт этой мелодии. Дыхание перехватывает, и воздуха в легких уже не хватает, и кажется, что вот-вот, и задохнешься, и ребра колет, и в голове тяжело грохочут раскаты пульса, и мир застыл на часах минутной стрелкой, и огонь на свечах замерз.
А она все играет, такая маленькая и хрупкая, теряясь в пышности длинного темно-красного платья, расшитого тонкими линиями золотых ниток. Гости собрались вокруг рояля, восхищенно ахая при каждом удобном случае. Виктория перебирает клавиши, не открывая глаза, словно боясь увидеть кого-то среди толпы. Только всё не так: она боится не увидеть, знает, что не увидит. И где-то в глубине души по-настоящему не хочет видеть.
Не хочет встречаться взглядом с бесчувственными серыми глазами, заглядывать в них в поисках чувства, но наталкиваться раз за разом на стену холодного безразличия. Её брат её ненавидит.
Каждый раз, когда она смотрит на своё отражение в его глазах, она видит эту ненависть. Стальную, ледяную ненависть, тихую и бесконечную. Она пропиталась каждое слово, каждый жест Гилберта.
Холли не открывает глаза до тех пор, пока не прозвучит последний аккорд.
А он стоит там, в самом дальнем углу зала, спрятавшись от назойливого внимания молодых девушек, на дне бокала переливаются брызги света.
У его сестры чудесные длинные пальцы, совсем белые. Хрупкие-хрупкие, как фарфоровые, что, кажется, один неосторожный жест, и они сломаются. Когда она быстрыми движениями вплетает в длинные светлые волосы алые ленты, пальцы скользят в воздухе, словно крылья мотылька.
Всё говорят, что они с Холли очень похожи. Та же бледная кожа, те же цвета колосящейся пшеницы волосы, вот только глаза совсем разные: у Виктории ярко-синие, ясные, как весеннее небо, а у Гилберта – серые. Просто серые, и всё.
Капли крови тоже похожи на алую ленту, когда текут сквозь пальцы Холли, медленно, громко разбиваясь о пол.
Белые – белые – чёрные…Красные.
Белая ночнушка и мутные от боли глаза, черные стены, всё давит и душит, и много докторов и таблеток, и запах трав, и тихие стоны, смешивающиеся с судорожными хрипами. Все лишь разводят руками.
- Госпожа Джоэль, медицина ещё не в состоянии вылечить эту болезнь, - слышит Гилберт из-за закрытых дверей, каждые раз, снова и снова, одно и то же. Он не спит по ночам, он слышит чужой плач и не может сказать точно, доносится ли он из комнаты этажом ниже, или звучит прямо в голове. Во сне Гилберт видит, как чудесные тонкие пальчики смыкаются на его шее, и вскакивает с застывшим в горле криком ужаса.
Он сидит у кровати Холли ровно до тех пор, пока её глаза закрыты, и успевает уйти прежде, чем она проснется. Он убирает у неё со лба мокрые волосы и подолгу шепчет ей что-то на ухо.
Гилберту иногда кажется, что он сходит с ума. Он не знает, что дальше делать с этим. Родители кое-как пытаются его успокоить, что-то соврать, вот только на их лицах всё написано. Вот только есть кое-что, о чем они не знаю.
Это Гилберт пожелал ей смерти.
Этой маленькой, чудесной сволочи, которая одним своим рождением отобрала всё, что он когда-либо имел. Гилберт стал изгоем в этой семье, а милая голубоглазая девочку полюби все, без исключения, позабыв и отодвинув на задний план её старшего брата. Теперь она умирала в мучениях, не в силах сделать вдох, не испытав при этом адской боли.
Гилберт боялся заглядывать в зеркало. Он видит там лицо своей сестры, и у неё холодные, ледяные глаза, и с её губ медленно срываются капли крови.
Он идёт по саду, и в вое ветра слышит её протяжный, болезненный стон. Приторно пахнут цветущие лилии, ярко-оранжевые. Они растут слишком далеко, чтобы Холли смогла бы увидеть их из своего окна. Хотя, они и без того уже давно не встает с постели.
Прямо под её окнами растут ромашки, которые она когда-то сама посадила. Маленькие белые цветочки трясутся на ветру, медленно кивая головой. Гулко жужжащие шмели перевешивают их головки ближе к земле.
Букет из лилий и ромашек сохнет в вазе на столике у кровати. Последний лепесток ещё не успевает упасть, а Холли уже накрывают белой тканью.
Она умерла во сне, Гилберт был рядом, когда её сердце вдруг перестало биться. Он видел это, видел, как в воздухе возникло лезвие и рассекло её тело, видел, как таял потом темно-синий дым, как его унес в окно ночной ветер.
Его сестра лежит в гробу в окружении ромашек и лилий, совсем как живая, кажется, вот-вот улыбнется. Гилберт молча стоит в ряду с плачущими родственниками, не произнеся ни слова. В его глазах – ледяное безразличие, вот только руки дрожат слишком сильно. Он видит того человека с косой в руках, видит, как полы черного рваного плаща развиваются на ветру.
Гилберт видит Смерть. А Смерть смотрит ему прямо в глаза, не моргая, тяжело и долго, и на дне его идеально черных глаз можно разглядеть желтые крапинки.
Смерть существует вне времени, он знает, каких дел натворит этот бледный, нервно прячущий трясущиеся руки в карманы парень, знает и, медленно растягивая губы, ухмыляется.
Гилберт смотрит на это и перебирает в голове все известные ему молитвы.
На стоящий в чулане рояль медленно опускается пыль. Никто больше не перебирает по его клавишам длинными пальцами.
Белая – белая – черная.
Медленно догорают свечи, капая воском на темную поверхность стола. Дальше будет много книг, много бессонных ночей, обвинений и скандалов, алкогольного привкуса и табачного дыма.
Гилберт искал, Гилберт прочесывал город за городом в поисках правды, в поисках способы вернуть утраченное. Однажды он натыкается на человека без пульса, и тот рассказывает Джоэлю: чтобы играть со смертью, нужно пройти через неё.
Тогда Гилберт делает невозможное.
Он встает в один ряд со смертниками, в последнюю секунду все же успевает взойти на эшафот. Люди кричат, гремят, слившись в один звук, раскаты выстрелов, а Гилберт стоит, даже не моргнув. Трупы валятся на спину, и занесенное лезвие оставляет на его груди горизонтальную полосу.
Достаточно одного пореза. Гилберт радостно, почти по-детски улыбается, прежде чем грудную клетку сводит сердечным приступом.
Люди на площади что-то кричат, куда-то бегут, а он лежит на земле, глядя в ярко-синее весеннее небо, и на его губах застыла улыбка.
Смерть вздыхает и еле заметно качает головой. Немного даже жаль этого парня, который хотел как лучше, хотел ещё раз увидеть свою сестру, надеясь сказать всё, что не успел раньше, но лишь обратит и себя, и её в ужасного монстра.
Он пока ещё не знает, что будет вынужден и дальше играть со своею сестрой в ненависть, не знает, что она проклянет его за то, что он пытался её спасти. Не знает, и поэтому умирает с улыбкой на лице. Также, как и Холли, которая думала, что навсегда избавится от боли и холодного взгляда.
Счастье в неведении.
У Виктории чудесные длинные пальцы, бледные-бледные, она обхватывает ими вытянутый бокал с вином. Где-то рядом лежит на боку бутылка, догорает фильтр дорогой сигареты, роняя пепел на шелк обивки. Расплелись светлые хвосты, волосы в беспорядке разметались по спине, а вместо алых лент – вуаль, скрывающая трупные пятна на коже. Она закрывает глаза, и пушистые ресницы чуть вздрагивают под дуновениями ветра. Шелковое алое платье лентами спускается на пол, вьется под сквозняком.
Здесь нет зеркал.
Без тонны косметики лицо Холли выглядит совсем как лицо трупа, с синими губами и расходящимися от правой стороны лица темно-фиолетовыми пятнами. В воздухе пахнет дорогими духами.
Она смотрит в открытое окно, встречаясь взглядом с прицелом камеры наблюдения. Красный огонек включен уже на протяжении нескольких лет, но Холли уверена, что по ту сторону нет никого. Незачем. Но шторы почему-то все равно задергивает.
Гилберт ухмыляется, надавливая окурком о пепельницу. Надо же, столько лет прошло, а она не изменилась. Они не изменились. Холли так никогда и не узнает, как сильно любит её брат.
И не узнает, что где-то в глубине огромного здания «Лилиума» есть комната, где стоит старый, давно покрывшийся слоем пыли рояль, на крышке которого стоит ваза с гербарием из лилий и роз.
Вопрос: Оценка
| 1. + | 1 | (100%) | |
| 2. - | 0 | (0%) | |
| Всего: | 1 | ||
@темы: |original|