|Без названия, Ян\Эдди, юмор|

Название: Без названия*
Фандом: оридж
Пейринг: Ян/Эдди
Жанр: троллфик юмор
Рейтинг: ТУТ БЫЛ ПОРН НО ОН УБЁГ!
От автора: писал энцу @ написал стёб
Варнинг: ничего не бечено, патомушта мне лень.

*

Я НИМАГУ ПРЕДУМАТЬ НАЗВАНЕЕ ПАМАГИТИ КТО ЧЕМ МОЖИТ!

читать дальше.

Эдди по праву можно считать настоящим специалистом по части ночных кошмаров. Он вполне мог бы написать на эту тему целую диссертацию, тем более что времени на это у него было просто предостаточно, так как последние месяцы он не занимался вообще ничем. Не то чтобы не чем-то полезным, а вообще ничем.
Так вот, за свою не слишком долгу не – жизнь Эдди уже успел побывать в совершенно различных ночных кошмарах, начиная от тех, что повторяли сюжет «Сумерек» с ним самим в главной роли, и заканчивая непонятными видениями про девочек с глазами цвета ночного моря.
Сегодняшний сон заставил Эдди вскочить с кровати в холодном поту с бешено колотящимся, отдающимся неприятным эхом в голове, сердцем (что, конечно же, художественное преувеличение, потому что, как известно, мёртвые не потеют и сердцами не стучат). Так или иначе, это сновидение привело юношу в состояние шока, граничащего с паникой: Эдди быстро заморгал, в надежде, что от этого навязчивые картинки, застывшие перед взором, исчезнут. Но стало только хуже, и с каждым мимолётным погружением комнаты в темноту видения становились всё отчетливее, обрастая новыми подробностями, которые Эдди предпочёл бы забыть, но, как назло, ничего не выходило. От этих воспоминаний ему становилось всё больше и больше не по себе, и даже как-то стыдно за собственное подсознание. Очень стыдно.
Потому что, судя по всему, его подсознание хотело Яна.
- Но я же не гей! – как-то стараясь оправдать себя, воскликнул в сердцах бедняжка Эдди, непонятно к кому обращаясь. Он резко замолчал, когда из соседней комнаты донеслось недовольное хриплое «Поздравляю!», подождал несколько мгновений и вновь робко повторил, на этот раз, обратившись к подушке, - Я не гей.
Подушка вторила ему молчаливым осуждением: цветочный узор на светло-сиреневом фоне показался Эдди каким-то уж больно обвиняющим. Должно быть, подушка намекала всем своим видом, что более не хочет находиться в одной кровати с такими извращенцами, как Эдди, поэтому эму ничего не оставалось, кроме как отбросить её в сторону, с твёрдым намерением больше никогда на глаза ей не попадаться.
Уныло вздохнул, Эдди опустил ноги на холодный пол.
В воспоминаниях продолжали всплывать всякие разные неприличные, и до крайности смущающие картинки. Вот его прижимают к стене, и в этот момент кто-то будто обрезает тонкую нить, на конце которой болтается стеклянный шарик – ёлочная игрушка с надписью «Самообладание», и воздух кажется таким горячим, хотя это всё ерунда, и единственный применимый к нему эпитет – «прокуренный», но Эдди почему-то это совсем не волнует, потому что потом чужие губы касаются его шеи, а потом спускаются ниже, и н…
- Хватит! – гаркнул Эдди, уверенный на сто процентов в том, что его лицо было бы сейчас цвета спелой помидорки, будь у него такая возможность (ведь, как известно, мёртвые не только не потеют и не стучат сердцами, но и не краснеют. Странно, но трахаться они при этом могут). С этим со всем определённо надо было что-то делать, но что именно, юноша догадывался весьма смутно. Он мог бы и весь день так провести, размышляя над бытиём смерти, но вместо этого он натянул на себя джинсы и первую попавшуюся под руку футболку и босячком пошлёпал на кухню.
На кухне разыгрывалась душераздирающая драма: Стефан, с выражением великой сосредоточенности на лице, штопал Джестеру руку. У последнего при этом был весьма унылый вид, словно говоривший «Что? Опять рука? Боже, как мне всё это надоело!».
- Привет, - поздоровался Эдди, стараясь придать своему тону как можно больше приветливости. Но всё его желание показаться вежливым выветрилось, стоило только этим двоим обернуться в это сторону. Сделали они это синхронно, но Эдди не был уверен, кто в этот момент выглядел более пугающим: Джест, который двигался так, будто был шарнирной куклой и сохранял примерно такое же выражение лица, или Стефан, который хоть и мило улыбался, но был заляпан чужой кровью.
Эдди нервно сглотнул, но, к его счастью, неловкая пауза длилась недолго.
- С добрым утром, Эдуард, - чинно поздоровался, наконец, Стефан, - Если ты не возражаешь, завтрак будет готов, как только я закончу. Видишь ли, дорогая наша Виктория оставила меня одного с маниакально – депрессивным трупом, и я вынужден…
- Думаешь, тебе плохо? А если бы ты сам был маниакально-депрессивным трупом? – с отпечатком вселенской грусти в голосе выдал Джестер, одаривая Стефана остекленевшим взглядом.
Прежде чем Стефан успел ответить на это что-нибудь в духе «Я бы не одевался как персонаж из мультиков про Бэтмена», Эдди вдруг совершенно внезапно поинтересовался, нет ли у них сонника Фрейда. Озарение насчёт сонника снизошло на него совершенно спонтанно, и эту спонтанную мысль он и поспешил озвучить, иначе вот-вот готовый начаться бой по обмену колкостями грозил затянуться на несколько часов.
Стефан одарил Эдди взглядом, полным подозрения, но всё же отправил его в гостиную, где возвышался, утыкаясь в потолок, книжный шкаф. По правде сказать, Эдди не был уверен, стоит ли называть комнату размером с ванну гостиной, но выступать по этому поводу не стал. Уходя, он ещё успел расслышать что-то вроде «Вот все бабы как бабы, а ты даже руку прямо пришить не в состоянии!».
Отыскав нужную книгу в грязно-жёлтом, потрёпанном переплёте, Эдди задумался над тем, что именно ему стоит искать: он почему-то был уверен, что на «мертвец» ему скажут совсем не то, что он хочет услышать. Юноша хотел было углубиться в чтение, но вдруг увидел, как из открытого окна на пол проливаются некрупные капли осеннего дождя. Вздохнув, он быстро подошёл к распахнутой форточке, и вдруг замер на месте.
На подоконнике уныло ютилась наполненная до краёв пепельница.

Вопрос: Оценка

1. +		3	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		3

@темы: |original|

---

|Paint it black, Рагнарёк, Медуза, G, зарисовка|

Название: Paint it back
Фандом: Soul Eater
Рейтинг: G
Жанр: флешбек зарисовка
Варнинг: ни о чем
От автора: да, мне было нечего делать

читать дальше.

I look inside myself and see my heart is black
I see my red door and it has been painted black
Maybe then I'll fade away and not have to face the facts
It's not easy facin' up when your whole world is black
Rollin Stones – Paint it black

Ночью здесь нет света, нет ламп, только свечи, но они лишь окрашивают стены в чёрный пляшущими тенями. На потолке, на полу, на занавесках (чтобы луна не проникла в комнату), на чужих лицах – всё скачут, как сумасшедшие. Я слышу музыку их танца, я слышу чужие голоса из-за двери. Я знаю один их них – голос девушки в остроконечной шляпе, девушки с бледной кожей и потрясающе, ослепительно чёрными волосами. Она всё время дрожит, нервничает, особенно когда в её спальню заползает блестящая змейка с острой желтой стрелой на голове. Не жалит, не душит, просто подолгу смотрит в глаза, и они разговаривают о чём-то телепатически, а девушка всё равно лепечет что-то, всхлипывает, думает, что я не слышу.
Тут же стены как картонные, у тебя же глаза испуганно – забитые, дрожишь вся, словно под дождем вымокла, и в чёрных волосах теряются ранние седые прядки.
И вот ты там, за дверью, снова дрожишь, я не вижу твоего лица, сидя в своём углу, но знаю: твои пухлые губки нашептывают что-то сбивчиво, и ресницы – тоже чёрные – дрожат, словно бабочки в полёте с цветка на цветок, прячет за ними голубые глаза.
— Я надеюсь, ты подготовилась достойным образом, Перикл*, — доносится чужой, незнакомый женский голос, одновременно холодный, как лезвие ножа, и тягучий, как мёд. Голос, которого невозможно не бояться, не возможно не подчиняться ему, и Бабочка задерживает дыхание, словно боясь выдохом вызвать гнев.
— Да, Медуза-сама. Этот мальчик, я хотела сказать, это оружие, я стёрла любые доказательства его существования. Шибусен никогда не узнает и не хватится его, — она трепетала, и вот-вот должна была посыпаться пыльца с крыльев. Девушка прижимала к груди сложенные в замок тонкие пальцы, слишком тонкие, казалось, что в любую секунду они сломаются.
Змея улыбается, и он этой улыбки дерево двери, и стены, и потолок, и занавески, и огонь свечи, и танец теней – всё застывает, скованное льдом. И я жду, что в комнату войдёт Снежная Королева, но входит она: у неё светлые волосы, чёрное шёлковое платье и вертикальные зрачки, а я чувствую, как моя покрывшаяся холодным потом спина прирастает к стене, но глаза отвести – не в силах.
— Нуар! – трепещет в застывшем воздухе Бабочка, — Нуар, вылезай оттуда! Медуза-сама пришла тебя забрать!..Ах, он же совсем не откликается на своё имя…
Змея смеётся, и этот смех похож на звук разбивающегося стекла.
— Это к лучшему. Всё равно старое имя ему придётся позабыть, — тонкие губы растянуты в усмешке, почти оголившей полные яда острые клыки – я не знаю, но я почти уверен, что так оно и есть. Она даже не смотрит на Бабочку, она не сводит с меня взгляда, — Что же ты сидишь? Пойдем.
— Куда? – у меня такой непривычный хриплый голос, может потому, что я уже слишком долго не разговаривал ни с кем, я забыл, как он звучит. Я не помню, какого у меня цвета глаза и волосы, я не помню, как долго я здесь, кто мои родители, не знаю, ждёт ли меня кто-то, ищет ли, стремиться ли к снежным чертогам посреди белоснежной ледяной бесконечности.
— Я сделаю тебя сильнейшим, — шипит Змея. Она держит в руках запретный, но такой сладостный плод, гораздо слаще, чем мог бы предложить Дьявол глупой Еве.
— Я не знаю, что делать с силой.
— Тебе и не нужно знать. Ты просто будет делать то, что я говорю.
«Вечность». Я могу собрать слово «вечность».
У Змеи такие холодные пальцы, я чувствую это, когда беру её за руку, и по моей ладони словно разрастается искорками иней. Ресницы Бабочки то взметаются, то опускаются вниз, и длинные тени порхают по её бледным щекам. Она спускается с нами по лестнице, выходит на улицу, и лишь в дверях останавливается – из темного неба медленно сыплется снег, не оседая на земле, а тая ещё в воздухе.
Змея останавливается, и я успеваю заметить красный огонек в её желтых глазах.
— Перикл, — её голос похож на раскалённый уголь, на бокал глинтвейна – терпкий запах алкоголя манит, но ещё достаточно горяч, чтобы обжечь губы, — Ты говоришь, что кроме нас двоих никто не знает о мальчишке?
— Д-да, Медуза-сама, — шепчет она, словно горло ей сдавило невидимой веревкой. Синие глаза полны ужаса, не отражающего свет луны, полностью монохромные, — Я к-клянусь, больше никто…
— Двое… — тянет Змея, и её улыбка превращается в хищный оскал, — двое – это слишком много, Перикл.
Чёрная стрела разрезает воздух, Бабочка вздрагивает в последний раз, и замерзает, застывает под стеклом, и дыра в её груди расползается алым, роняя потоки крови на пол.
Красная кровь на чёрных тенях.
Ночью здесь нет света.
Хрона, маленькая глупая Хрона, сопит себе в кроватке в обнимку с плюшевым зайчиком. У меня никогда не было плюшевых зайчиков, мамочки и любящей семьи – у неё есть хотя бы иллюзии последнего. Зато зайчик — вполне себе настоящий.
Я знаю, что она заснула после тех таблеток, что Медуза-сама дала ей, но это и к лучшему. Глупая Хрона не знает, что через пару часов, когда всё будет готово, мы станем сильнейшими Повелителем и Оружием. Главное – делать так, как скажет Медуза-сама.
— Почему «Рагнарёк»? – спрашиваю я, когда она привязывает меня ремнями к операционному столу. Хрона спит рядом, и от её тела тянутся, кажется, миллионы проводов. Плюшевый зайчик валяется на полу.
— В скандинавской мифологии, — терпеливо поясняет Медуза, протирая скальпель, — Рагнарёк – это день гибели богов, а после и всего мира. Но тебе достаточно уничтожить и бога.
— Которого?.. – шепчу я. Лампа слишком ярко светит, или это анестезия действует так, а у меня заплетается язык, и почему-то я вижу летающих под потолком бабочек.
— Бога Смерти, разумеется.
А потом всё стало чёрным. Навсегда.


* Парусник Перикл (Papilio pericles)

Вопрос: Оценка

1. +		4	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		4

@темы: |soul eater|

---

|Библиотека|

Список фанфиков

One Piece

Бессонница (Зоро/Санджи, PG, флафф) - 2008
Тайное хобби Нико Робин (Робин,юмор,G) - 2008
Страшная Тайна (Зоро/Санджи, PG-13, флафф) - 2008 г
Ко всему можно привыкнуть (Зоро/Санджи, PG-13, флафф) - 2008
Птичку жалко (Донфламинго/Крокодайл, G, юмор, на заказ) - 2010
Безучастие (Кид/Ло, G, ангст) - 2010
Без обязательств (Зоро/Санджи, G, флафф) - 2011
Парадоксы (Луффи, Усопп, G, ангст) - 2011
Но ноги сами несут туда, куда всё равно никогда не добраться (Эйс, G, ангст) - 2011
В семье не без... (семейство Манки, G, юмор) - 2011

Soul Eater

Сходить с ума (Штейн, G, ангст) - 2008
Без названия (Джастин Ло, G, юмор) - 2008
Суровая реальность (Штейн/Спирит, G, юмор) - 2008
Ученье – свет! (Соул, Мака, Блек Стар, Кид, G, юмор) - 2009
Семейная тайна (Кид, Шинигами, НЖП, G, юмор) - 2009
Не слышу… (Штейн, PG, ангст) - 2009
Ненавижу (Штейн/Спирит, PG-13, ангст) - 2009
Улетай, я буду ждать (Штейн/Спирит, PG, ангст) - 2009
Зафиксировать Вечность (Штейн/Спирит, PG-13, ангст) - 2009
Paint it black (Рагнарёк, Медуза, G, зарисовка) - NEW!

Axis Powers Hetalia

Особенности национальной погоды (Россия, G, юмор) - 2009
Das ist Einsamkeit (Россия, Германия, PG, ангст) - 2009
Grenzwert (Россия/Германия, PG-13, ангст) - 2009
Je t'aime, I hate you (Франция/Англия, PG, флафф) - 2009
0905 (Россия, Германия, PG, ангст) - 2009
Милый, имя тебе Легион (Франция/Англия, PG-13, ангст,на челлендж) - 2009
Ставки сделаны (Россия,Германия и много еще кто,G,юмор) - 2009
Absolvo te (Испания,G,ангст) - 2009
Огонь (Дания/Финляндия,PG-13,ангст, на челлендж) - 2009
Ienīst (Россия/Латвия, G, ангст, на заказ) - 2009
Эпичный монолог Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии (Франция/Англия, PG, юмор) - 2009
Все беды от косплея (Оси, Союзники, G, юмор) - 2009
«И кислорода не хватит на двоих…» (Россия, Германия, G, юмор) - 2009
Семь раз (Россия, Германия, G, юмор) - 2009
Флешмоб (Америка/Япония, PG, юмор, на заказ) - 2009
Новогоднее чудо (Литва, Латвия, G, ангст, на челлендж) - 2009
Особенности национальной рыбалки (Швеция/Дания, PG-13, юмор, на Cold Fest) - 2010
Давай поженимся? (Франция/Англия, PG, юмор, на hetalia non-kink) - 2010
All you need is... (Все/мозг Дойцу, PG, юмор, на заказ) - 2009
Маленькая деталь (Швейцария/Лихтенштейн) - 2009
Сказ о котэ (Турция, chibi!Греция, котэ, G. юмор, на заказ) - 2009
12 (Dark!Италия/Италия, PG, ангст) - 2009
Маяк (Россия/Америка, G, ангст, на заказ) - 2009
Спи, сестренка...(Россия, Беларусь, G, ангст) - 2010
Чувство человеческого (Россия, Германия, G, ангст) - 2010
Цветочек? (Пруссия/Япония, G, юмор) - 2010
Зов крови (Россия, Украина, Беларусь + ОС, PG, ангс) - 2010
Слушаешь? (Америка/Беларусь, G, ангстофлафф) - 2011

9

Что было бы, если...(Шестой, G, AU) - 2009

Sherlock Holmes

Вдох (Шерлок, PG, ангст) - 2010

Sengoku Basara

Экзамен, говорите? (Много кто, G, AU) - 2010
О вечном… (Много кто, G, AU) - 2010

Fullmetal Alchemist

Взаимоотношения (Грид, Лин, G, юмор) - 2010
No greed in this world any more (Лин Яо, G, ангст) - 2010

Gintama

Космос (Сакамото/Гинтоки, G, ангст) - 2010
Песня - ничто. Исполнение - все.(с) (Шинсенгуми, G, юмор) - 2010
Круг замыкается (Гинтоки, ОС, G, ангст) - 2010
Все из детства (Кацура, Гинтоки, Такасуги, Сакамото, G, юмор) - 2010
А потом пошел дождь... (Гинтоки, G, сонгфик) - 2010
1520 градусов по Цельсию (Сого/Тоши, R, ангст) - 2010
Гинтама. МюзиКАЛ (Много кто, PG, стеб) - 2010
О вреде телевидения (Такасуги, Бансай, G, юмор) - 2010
20 лет спустя (Кагура и много кто, G, ангстостеб) - 2010
F5 (Хиджиката, PG-13, юмор) - 2010
Охота на волков (Хиджиката/Окита) PG, ангст - 2010
Таких не берут в Шинсенгуми...(Хиджиката/Окита, G, юмор) - 2010
Если ты читаешь Джамп, делай это один! (Зензо/Гинтоки, PG, юмор) - 2010
Когда ты улыбаешься (Камуи/Кагура, G, ангст) - 2010
Не все спокойно в Кабукичо (много кто, G, юмор) - 2010
Вдох-выдох (Хиджиката/Окита, G, ангст) - 2011
Письмо в пустоту (Кондо/Отаэ, G, ангст) - 2011

Inception

See you in a dream (Роберт Фишер, G, ангст) - 2010
Если...(Все, PG, юмор) - 2010
Не будет (Имс/Артур, G, ангст) - 2010
Пепел (Имс/Артур, PG, ангст) - 2011

Green Hornet

Завтра (Като/Бритт, G, ангст) - 2011

Clone (BBC)

Это не смертельно (Блэк/Йен, G, ангст) - 2011

Original

Совсем невесело (Ян/Эдди, PG, юмор) - 2011
Гадание на ромашке (Ян/Эдди, PG, ангст) - 2011
Checkmate (оридж, G, зарисовка) - 2011
Le Petit Prince (Ян/Эдди, G, ангст) - 2011
Кое-что, о чем лучше не знать (Стефан, G, зарисовка) - 2011
Обратно из Рая (ориджинал, G, мистика) - 2011
Белая – белая – черная (Гилберт, Холли, G, ангст) - 2011
Вспышки (оридж, G, зарисовка) - 2011
Без названия, Ян\Эдди, юмор - NEW!

запись создана: 08.04.2010 в 16:14

@темы: |лирические отступления|

---

|Вспышки, оридж, G, зарисовка|

Название: Вспышки
Фандом: ориджинал
Рейтинг: G
Жанр: зарисовка
Варнинг: ни о чем
От автора: да, мне было нечего делать

читать дальше.

…с каких пор стало так много вспышек?
Я нажимаю на кнопку пульта, и по экрану старенького телевизора проходит луч белого света, от края до края. Диктор говорит что-то, кажется о курсе доллара на сегодня, я не вслушиваюсь в его слова, и они звучат как монотонная колыбельная. Всё равно нам не расскажут больше, чем нам нужно знать. В такие моменты хочется все бросить, сесть в машину, опустив стекла, и уехать куда-нибудь. Не то чтобы очень далеко, не то чтобы для чего-то, а просто куда-нибудь подальше от стартовой точки. Но что-то, как всегда, не пускает.
И можно было бы выбежать на балкон с бутылкой виски, и можно было бы, балансируя на тонком холодном камне бордюра, кричать песни о любви до тех пор, пока соседи не вызовут полицию, пока, выскользнув из мокрых ладоней, не разобьется об асфальт стекло, в замедленной съемке перемешиваясь с крупными темно-оранжевыми брызгами, и пока, подчиняясь гравитации, не разобьется следом и тело.
Вспыхнут фары скорой помощи, снова вспыхнут, и люди сбегутся посмотреть на мозг на асфальте, а я буду лежать с развороченной мордой. На следующее утро сплетницы скажут, что я был наркоманом, и что от меня ушла жена, и что в детстве меня лупили родители, а следователи не будут разбираться и напишут в бумагах сухими бесстрастными буквами констатации факта. И никому и в голову не придет разбираться, а кому и придет, тот никогда не узнает, зачем я сделал шаг вниз.
Нет, это просто вспышка.
Я все еще лежу на диване, глядя в потолок стеклянным от меланхолии взглядом и нервно тереблю во рту кончик сигареты. Фитиль сыплется пеплом. И ничего не происходит.
Разве так не бывает, что не происходит ничего? Так, что ты часами лежишь животом вверх и слушаешь шепот телевизора, ничего не ждешь, не считаешь секунды, а просто так – лежишь. Стрелка описывает круг, за окном расцветает, и ты поднимаешься на работу, и с кем-то говоришь, но не помнишь о чем, и что-то делаешь, но не знаешь зачем. И буквы складываются в привычный узор обоев, налетают друг на друга, сливаются бесконечным потоком, и ты уже полчаса сидишь над этим нагромождением мысли, рожаешь разноцветные образы, а ничего так и не произошло.
Ты знаешь, что я представляю себя, сорвавшимся с балкона, но понятия не имеешь, как меня зовут. Такая вот четвертая стена.
Когда слишком часто думаешь о темных прокуренных комнатах, твоя голова начинает напоминать такую же. Ходишь по ней, как неприкаянный, мечешься с сигаретой в зубах. А форточку открыть?
Убежать бы от всего этого, спрятаться в ночном воздухе, махнув рукой на все постдепрессивные мысли, вот только что-то не пускает.
Всегда есть что-то, что не пускает.
И в тот самый момент, когда ты будешь думать, гадать: а зачем все это? – в этот момент ты увидишь вспышку. И черт его знает, будет ли это фотограф или автомобильные фары.

Вопрос: Оценка

1. +		1	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		1

@темы: |original|

---

|Белая – белая – черная, Гилберт, Холли, G, ангст|

Название: Белая – белая – черная.
Фандом: ориджинал
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Персонажи: Гилберт, Холли, Смерть
От автора: ага, я снова написала фик по зомбям =D

читать дальше.

У маленькой Виктории чудесные длинные пальцы, бледные-бледные. Они перескакивают с клавиши на клавишу, скользят незаметно, и под ними стремительно рождается музыка.
Белая – белая – черная.
Она закрывает глаза, и пушистые светлые ресницы еле заметно вздрагивают, словно в такт этой мелодии. Дыхание перехватывает, и воздуха в легких уже не хватает, и кажется, что вот-вот, и задохнешься, и ребра колет, и в голове тяжело грохочут раскаты пульса, и мир застыл на часах минутной стрелкой, и огонь на свечах замерз.
А она все играет, такая маленькая и хрупкая, теряясь в пышности длинного темно-красного платья, расшитого тонкими линиями золотых ниток. Гости собрались вокруг рояля, восхищенно ахая при каждом удобном случае. Виктория перебирает клавиши, не открывая глаза, словно боясь увидеть кого-то среди толпы. Только всё не так: она боится не увидеть, знает, что не увидит. И где-то в глубине души по-настоящему не хочет видеть.
Не хочет встречаться взглядом с бесчувственными серыми глазами, заглядывать в них в поисках чувства, но наталкиваться раз за разом на стену холодного безразличия. Её брат её ненавидит.
Каждый раз, когда она смотрит на своё отражение в его глазах, она видит эту ненависть. Стальную, ледяную ненависть, тихую и бесконечную. Она пропиталась каждое слово, каждый жест Гилберта.
Холли не открывает глаза до тех пор, пока не прозвучит последний аккорд.
А он стоит там, в самом дальнем углу зала, спрятавшись от назойливого внимания молодых девушек, на дне бокала переливаются брызги света.
У его сестры чудесные длинные пальцы, совсем белые. Хрупкие-хрупкие, как фарфоровые, что, кажется, один неосторожный жест, и они сломаются. Когда она быстрыми движениями вплетает в длинные светлые волосы алые ленты, пальцы скользят в воздухе, словно крылья мотылька.
Всё говорят, что они с Холли очень похожи. Та же бледная кожа, те же цвета колосящейся пшеницы волосы, вот только глаза совсем разные: у Виктории ярко-синие, ясные, как весеннее небо, а у Гилберта – серые. Просто серые, и всё.
Капли крови тоже похожи на алую ленту, когда текут сквозь пальцы Холли, медленно, громко разбиваясь о пол.
Белые – белые – чёрные…Красные.
Белая ночнушка и мутные от боли глаза, черные стены, всё давит и душит, и много докторов и таблеток, и запах трав, и тихие стоны, смешивающиеся с судорожными хрипами. Все лишь разводят руками.
- Госпожа Джоэль, медицина ещё не в состоянии вылечить эту болезнь, - слышит Гилберт из-за закрытых дверей, каждые раз, снова и снова, одно и то же. Он не спит по ночам, он слышит чужой плач и не может сказать точно, доносится ли он из комнаты этажом ниже, или звучит прямо в голове. Во сне Гилберт видит, как чудесные тонкие пальчики смыкаются на его шее, и вскакивает с застывшим в горле криком ужаса.
Он сидит у кровати Холли ровно до тех пор, пока её глаза закрыты, и успевает уйти прежде, чем она проснется. Он убирает у неё со лба мокрые волосы и подолгу шепчет ей что-то на ухо.
Гилберту иногда кажется, что он сходит с ума. Он не знает, что дальше делать с этим. Родители кое-как пытаются его успокоить, что-то соврать, вот только на их лицах всё написано. Вот только есть кое-что, о чем они не знаю.
Это Гилберт пожелал ей смерти.
Этой маленькой, чудесной сволочи, которая одним своим рождением отобрала всё, что он когда-либо имел. Гилберт стал изгоем в этой семье, а милая голубоглазая девочку полюби все, без исключения, позабыв и отодвинув на задний план её старшего брата. Теперь она умирала в мучениях, не в силах сделать вдох, не испытав при этом адской боли.
Гилберт боялся заглядывать в зеркало. Он видит там лицо своей сестры, и у неё холодные, ледяные глаза, и с её губ медленно срываются капли крови.
Он идёт по саду, и в вое ветра слышит её протяжный, болезненный стон. Приторно пахнут цветущие лилии, ярко-оранжевые. Они растут слишком далеко, чтобы Холли смогла бы увидеть их из своего окна. Хотя, они и без того уже давно не встает с постели.
Прямо под её окнами растут ромашки, которые она когда-то сама посадила. Маленькие белые цветочки трясутся на ветру, медленно кивая головой. Гулко жужжащие шмели перевешивают их головки ближе к земле.
Букет из лилий и ромашек сохнет в вазе на столике у кровати. Последний лепесток ещё не успевает упасть, а Холли уже накрывают белой тканью.
Она умерла во сне, Гилберт был рядом, когда её сердце вдруг перестало биться. Он видел это, видел, как в воздухе возникло лезвие и рассекло её тело, видел, как таял потом темно-синий дым, как его унес в окно ночной ветер.
Его сестра лежит в гробу в окружении ромашек и лилий, совсем как живая, кажется, вот-вот улыбнется. Гилберт молча стоит в ряду с плачущими родственниками, не произнеся ни слова. В его глазах – ледяное безразличие, вот только руки дрожат слишком сильно. Он видит того человека с косой в руках, видит, как полы черного рваного плаща развиваются на ветру.
Гилберт видит Смерть. А Смерть смотрит ему прямо в глаза, не моргая, тяжело и долго, и на дне его идеально черных глаз можно разглядеть желтые крапинки.
Смерть существует вне времени, он знает, каких дел натворит этот бледный, нервно прячущий трясущиеся руки в карманы парень, знает и, медленно растягивая губы, ухмыляется.
Гилберт смотрит на это и перебирает в голове все известные ему молитвы.
На стоящий в чулане рояль медленно опускается пыль. Никто больше не перебирает по его клавишам длинными пальцами.
Белая – белая – черная.
Медленно догорают свечи, капая воском на темную поверхность стола. Дальше будет много книг, много бессонных ночей, обвинений и скандалов, алкогольного привкуса и табачного дыма.
Гилберт искал, Гилберт прочесывал город за городом в поисках правды, в поисках способы вернуть утраченное. Однажды он натыкается на человека без пульса, и тот рассказывает Джоэлю: чтобы играть со смертью, нужно пройти через неё.
Тогда Гилберт делает невозможное.
Он встает в один ряд со смертниками, в последнюю секунду все же успевает взойти на эшафот. Люди кричат, гремят, слившись в один звук, раскаты выстрелов, а Гилберт стоит, даже не моргнув. Трупы валятся на спину, и занесенное лезвие оставляет на его груди горизонтальную полосу.
Достаточно одного пореза. Гилберт радостно, почти по-детски улыбается, прежде чем грудную клетку сводит сердечным приступом.
Люди на площади что-то кричат, куда-то бегут, а он лежит на земле, глядя в ярко-синее весеннее небо, и на его губах застыла улыбка.
Смерть вздыхает и еле заметно качает головой. Немного даже жаль этого парня, который хотел как лучше, хотел ещё раз увидеть свою сестру, надеясь сказать всё, что не успел раньше, но лишь обратит и себя, и её в ужасного монстра.
Он пока ещё не знает, что будет вынужден и дальше играть со своею сестрой в ненависть, не знает, что она проклянет его за то, что он пытался её спасти. Не знает, и поэтому умирает с улыбкой на лице. Также, как и Холли, которая думала, что навсегда избавится от боли и холодного взгляда.
Счастье в неведении.
У Виктории чудесные длинные пальцы, бледные-бледные, она обхватывает ими вытянутый бокал с вином. Где-то рядом лежит на боку бутылка, догорает фильтр дорогой сигареты, роняя пепел на шелк обивки. Расплелись светлые хвосты, волосы в беспорядке разметались по спине, а вместо алых лент – вуаль, скрывающая трупные пятна на коже. Она закрывает глаза, и пушистые ресницы чуть вздрагивают под дуновениями ветра. Шелковое алое платье лентами спускается на пол, вьется под сквозняком.
Здесь нет зеркал.
Без тонны косметики лицо Холли выглядит совсем как лицо трупа, с синими губами и расходящимися от правой стороны лица темно-фиолетовыми пятнами. В воздухе пахнет дорогими духами.
Она смотрит в открытое окно, встречаясь взглядом с прицелом камеры наблюдения. Красный огонек включен уже на протяжении нескольких лет, но Холли уверена, что по ту сторону нет никого. Незачем. Но шторы почему-то все равно задергивает.
Гилберт ухмыляется, надавливая окурком о пепельницу. Надо же, столько лет прошло, а она не изменилась. Они не изменились. Холли так никогда и не узнает, как сильно любит её брат.
И не узнает, что где-то в глубине огромного здания «Лилиума» есть комната, где стоит старый, давно покрывшийся слоем пыли рояль, на крышке которого стоит ваза с гербарием из лилий и роз.

Вопрос: Оценка

1. +		1	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		1

@темы: |original|

---

|Обратно из Рая, ориджинал, G, мистика|

Название: Обратно из Рая
Фандом: ориджинал
Жанр: мистика
Рейтинг: G
Персонажи: люди, ангелы
Дисклеймер: все мое
От автора: я хотела написать юморной драббл, а вышло это D:

читать дальше.

Диана Берилл нервно разгладила линию сгиба документа – идеально белого листка бумаги с ярко пропечатанной печатью на нем. Это был её шанс вернуться, попробовать заново. Шанс, который не каждому здесь выпадает, и Диане совсем не хотелось тратить такую возможность впустую.
Её могут отпустить обратно на Землю.
Обратно к пыльным и шумным городам, постылым ночам и жарким полудням, к заснеженным вершинам и морским побережьям. Обратно к огненным закатам, к ливням и грозам, к многочасовым пробкам, к вооруженным конфликтам и убийствам в подворотнях. Обратно к многолюдным мегаполисам и тихим пригородам, к цветочным клумбам и рядам бутиков по улицам. К кофе по утрам и сигаретам после секса, к вину и чудесным французским булочкам, к семейным ужинам на Рождество и ссорам с родителями.
Ко всему тому, что из отдельных маленьких осколков составляет огромную мозаику под простым и таким уже ставшим банальным названием «жизнь», со всеми её плюсами и минусами, радостями и горечью. К тому, что так сильно отличается от того места, где она находится сейчас.
Огромный, кажущийся бесконечным сад посреди облаков, где никогда не бывает ночи, где всегда светит яркое солнце и дует легкий летний ветерок, где не бывает ни дождей, ни гроз, где все время лето, и в воздухе висит приторно-сладкий запах цветов. Можно спать прямо на траве и свободно есть чудесные фрукты с причудливых деревьев, со всех, кроме одного, разумеется. Диана до сих пор не может понять, почему бы не срубить это дерево.
Здесь никогда не почувствуешь ни жары, ни холода, никогда не ощутишь прохлады утренней росы на цветах, никогда не проколешь себе палец шипом розы. Сколько бы ни прошло времени, в этом саду никогда ничего не изменится. Никогда.
Со временем Диана начала сомневаться, точно ли это место – Рай. Постоянное повторение одного и того же доводило её до нервных колик. Не удавалось забыться даже во снах – здесь в такой приходи тела, как сон, не было никакого смысла.
До чего же это скучно – быть мертвой.
Наверное, скучнее могло было бы быть только в доме престарелых, но Диане, умершей в возрасте, едва пересекшим границу цифры тридцать, не довелось побывать в этом месте. И не то чтобы она жалела об этом.
Она не была точно уверена, какое именно наказание ждет тех, кто мысленно материт несчастных антропоморфных ангелочков, но смутно догадывалась, что ничего хорошего. Но это было для неё единственным способом не сойти с ума окончательно и не начать крушить все подряд.
Так что, когда Диане вручили документ, отказываться она не стала. Удивилась, отнеслась к этому с настороженностью, но не стала.
Она держала в руках свой билет на Землю. Право на второе рождение. То, что люди называют реинкарнацией.
Конечно, в то же время она прекрасно понимала, что одной только бумажкой дело не ограничивается. Если её вручение зависит лишь от удачи, то все, что после – только от самой Дианы. Хотя она сама не очень хорошо понимала смысла, однако ей было сказано пройти нечто вроде собеседования.
В чем она была уверена точно: звучит это по-дурацки.
Собеседование за право переродиться? Черт возьми, она же не на работу её нанимают!
Впрочем, да, конечно, правила есть правила: Диана собиралась показать себя с самой лучшей стороны и выбраться отсюда во что бы то ни стало. И именно поэтому она сейчас терпеливо ждет в коридоре, сидя на идеально белом диване и теребит в руках свой билет обратно из Рая.
По правде сказать, само наличие офисного здания посреди, матерь его, райского сада, напрягало её до нервной дрожи, но на вопросы, разумеется, никто отвечать ей не стал, так что Диане и оставалось только, что терпеливо ждать.
Ей почему-то представлялось, что её позовет секретарша с ангельскими крыльями за спиной, но вместо этого излишества лишь безмолвно распахнулась ближайшая дверь, идеально белая и без каких-либо поясняющих надписей. Выдохнув на удачу, Диана уверено встала и шагнула в комнату.
За её спиной сразу же щелкнул замок.
Девушка учащенно заморгала: после ярко освещенного коридора глаза не сразу привыкли к полутьме, но вскоре ей удалось внимательнее разглядеть помещение, в котором она оказалась.
Это была средних размеров комната, полностью белая с единственным окном прямо напротив двери, наглухо занавешенным жалюзи. Из мебели тут только и было, что металлический стол с поставленными друг напротив друга стульями, да висящая под потолком тускло горящая лампа – больше ничего.
«Скорее напоминает комнату для допросов», — подумала Диана. По её спине невольно пробежала волна мурашек. Вспомнились вдруг увиденные в энциклопедии орудия пыток испанской инквизиции.
— Ну что Вы, это не наши методы.
Внезапно зазвучавший голос заставил девушку если не подпрыгнуть до потолка, то точно довольно ощутимо вздрогнуть. Да, тут действительно было темно, но не настолько, чтобы не разглядеть с первого раза сидящего на ближнему к окну стуле мужчину. Хотя, от местных работников (если тут вообще уместно это слово), можно ожидать вообще всего, и чтения мыслей – в том числе, хотя это, скорее всего, не совсем законно.
— Прошу прощения, миссис Берилл, присаживайтесь, — вежливо сказал мужчина, указывая на противоположный стул. Диане ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Теперь, сидя совсем рядом, девушка легко могла рассмотреть его во всех подробностях.
Этот довольно сильно отличался от одинаково златовласых и голубооких херувимов, которые обычно были частыми гостями Эдема: на вид ему было чуть за тридцать, он вполне мог бы показаться ровесником Дианы, если забыть о том, что по большей части всем здесь уже перевалило за пятьсот. Его короткие, медно-рыжие волосы и двухдневная щетина тоже пополнили ряд приятных отличий, но вот в глаза девушка ему заглядывать побоялась – достаточно было лишь мгновения, когда она встретилась с обесцвеченным взглядом напротив, чтобы понять, что ничего хорошего от этого ждать не стоит.
— Итак, Вы можете называть меня мистер Фрайдей, и сегодня я буду Вас опрашивать, — сказал наконец он, словно дождавшись, когда Диана вдоволь на него налюбуется. И, конечно, девушка не могла не отметить этого «можете называть». Зачем столько интриги?
— Вас убили 23 мая 1991 года в переулке на пересечении Плинстоун Роад и Дуплесс Стрит, Нью-Йорк, в 23.05 по местному времени, — Фрайдей пробежался взглядом по каким-то бумагам, написанным на непонятном Диане языке. Голос его сохранял жуткую вежливую холодность, — Убийство было совершено с целью ограбления. После множественных ножевых ранений Вы скончались до того, как Вас обнаружили прохожие и вызвали Скорую помощь…
— Какое отношение это имеет к собеседованию? – вдруг резко прервала его девушка.
Отвратительно. Это отвратительно, то, каким тоном он говорит это.
Диана умирала в агонии с прорезанным животом посреди грязного переулка, а он словно читает сводку из новостей. Ублюдок.
Всего на мгновение на лице Фрайдея мелькнула ухмылка. Сложно было сказать, что именно она означала, но явно ничего хорошего.
— Миссис Берилл, я хочу, чтобы Вы ответили мне всего на один вопрос. Как Вам, наверное, известно, сейчас Вы находитесь в том месте, куда стремятся попасть все люди, независимо от того, как они его называют в своей религии. Вы находитесь в Раю. И в следующий раз не факт, что Вы окажитесь здесь. Быть может, вторая попытка окажется еще неудачнее первой, и Вы умрете еще при родах, — он сделал многозначительную паузу, явно рассчитанную на то, чтобы дать Диане время вспомнить, куда попадают некрещеные младенцы, — пока что у Вас есть выбор, и я хочу, чтобы Вы его сделали и ответили мне: действительно ли Вы хотите вернуться на Землю?
— Да, — не задумываясь, сказала Диана, — да, я хочу этого.
Выбор? О каком выборе ты говоришь? Он давным-давно был сделан. Бесконечность в удушающем покое слишком похоже на пытку, чтобы добровольно идти на это. Уж лучше отжить свои девяносто и окунуться в кипящую лаву.
На этот раз Фрайдей даже не стал утруждать себя тем, чтобы попытаться спрятать ухмылку. Ах да, чертово чтение мыслей. Что-то он уж больно сильно радуется такому ответу для райского работничка.
— Поздравляю, мисс Берилл. И с Днем Рождения.
Это были последние слова, услышанные Дианой прежде, чем свет на пару мгновений погас, а все мысли выбило у неё из головы, будто ударной волной. Дальше были только незнакомые лица и «Поздравляем, у Вас девочка!».

Декатрейс Фрайдей* втянул носом затхлый воздух. С неба медленно спускался пепел и, достигая земли, сливался с бесконечностью серых пахнущих гарью сугробов. Тяжелые железные врата размером с пятиэтажный дом с глухим скрипом тяжело сомкнулись за спиной мужчины, оставляя его наедине с бесконечной серостью. Где-то вдали, сквозь туман, виднелись очертания города.
Хотелось курить и дешевого виски.
— У меня есть Хеннесси, — ответил на его мысли жизнерадостный голос.
Фрайдей скептично смерил взглядом подошедшего к нему светловолосого юношу. Впрочем, сказать, что именно должен был выразить этот взгляд, было довольно-таки сложно.
— Это коньяк, — сказал, наконец, Декатрейс и, после некоторой паузы, добавил, — я думал, ты должен курировать низ, Трикстер.
Вместо ответа тот лишь многозначительно развел руками, словно это должно было стать достойным оправданием. Ренар Трикстер временами был поразительно беззаботным для человека, занимающего столь высокий пост. Впрочем, ему положено по складу характера, а былые заслуги не дают местным карьеристам сделать даже малейшую попытку сместить начальника.
Долгое время они молча шли по единственной протоптанной до города тропе. Пепельный снег только усилился, оседая на волосах и плечах черных форменных плащей, но холоднее от этого не стало: в воздухе все еще царила подвальная затхлость. Неба видно не было: только серые размазанные по горизонту облака, сквозь которые изредка пробивались ставшие уже бесцветными лучи солнца. Здесь все было окрашено в черно-серо-белые цвета, границ между ними не было, и сложно было сказать точно, когда успела закончиться снежная пустыня и начаться город. Как обычно, улицы пустовали.
— Ты снова сделал это, да? – после затяжного молчания поинтересовался Трикстер будничным тоном. Расстегнутые полы его плаща развивались при ходьбе, и прикрепленные к висящей на бедре цепочке серебряные крестики с тихим звоном ударялись друг о друга.
— Это не было моим решением, — бесстрастно ответил Фрайдей, распахивая дверь одного из серых зданий. Серость улиц мгновенно сменилась ярким светом просторного холла. Сидящая за информационной стойкой девушка коротко кивнула вошедшим и вернулась к заполнению каких-то своих бумаг. Не задерживалась, Декатрейс свернул в сторону лестницы.
— Я слышу это каждый раз. Скольких ещё Падших ты намерен сотворить?
На лице Трикстера было написано, что просто так от коллеги он отставать и не собирался. В ответ Фрайдей только усмехнулся.
— Это моя работа.
Достав из кармана небольшой ключ, он вставил его в замочную скважину, открывая ведущую в небольшой кабинет дверь. Ренар без каких-либо сомнений нырнул следом. Как, разумеется, и обычно: темно, пыльно и прокурено. Разве можно ожидать еще чего-то от человека, прославившегося своей мизантропией даже среди младших сотрудников?
— Твоя работа не заключается в том, чтобы скидывать сверху вниз всех желающих, — резонно заметил Трикстер, сходу усаживаясь на ближайшее кресло и закидывая ногу на ногу. В его чуть вьющихся волосах остались еще мелкие пепельные чешуйки.
— Ты не можешь свалить на меня вину за то, что Уроборос направляет ко мне только находящихся на грани разрушения барьера. Не думаю, что будет весело, если кто-то из них вспомнит, — выудив откуда-то бутылку виски и два пузатых стакана, Декатрейс разлил по ним алкоголь. И хотя голос его звучал с привычным бесцветием, Ренар готов был поклясться, что увидел в обычно ничего не выражающих глазах жутковатые искорки. Какого черта этот парень, имея подобный характер, работает наверху?
— Невесело будет в первую очередь тому, кто вспомнит, — передернул плечами Трикстер, делая глоток и еле заметно морщась.
— И все же, мы не настолько сильны, чтобы справится с ангелом. Со всеми этими дополнительными возможностями, обманами и сложными схемами, мы были, есть и останемся всего лишь людьми.
За окном тихо падал на землю пепел, скрывая под собой траву и деревья, ветер не шумел. Двое огромных врат, разделенных многими километрами, но все еще видные вдали, скрывались за толщей тумана. А за ними – две одинаковых лестницы, только одна ведет наверх, а другая вниз.
Все вышло совсем не так, как думалось.
— Что бы сказал Иоанн Богослов, если б узнал, чем кончится конец света, — вздохнул Ренар, глядя на улицу сквозь покрытое пылью окно.
Вот она какой стала, эта Земля. Зависла в пространстве между Раем и Адом, где оставшиеся без предводителей белокрылые ангелы и остророгие демоны томились в плену созданных искусственно воспоминаний. Они воспринимают иллюзию как должное и не замечают того, что существуют друг с другом бок о бок. В усердно ли огороженным и оцензуреном райском саду, посреди ли потухшего адского пламени, в котором кажется сохранившаяся в первозданном виде Земля. Все причудливо смешалось и переплелось. Мир остался без Бога, мир остался без Дьявола.
Ангелы и демоны стали людьми, люди – ангелами и демонами.
Новый мир, построенный на четких отработанных схемах и внедренных в чужие головы иллюзиях. Теперь они дурят тех, кто столько времени дурил их самих.
Декатрейс Фрайдей почти безумно ухмыляется. Разве это не иронично, что такие беспомощные создания выполняют такую божественную работу? Не нужно быть грешником, не нужно быть праведником. Как все просто.
Нет, ничего не изменилось: просто произошла смена власти, просто стало чуть больше пиздежа и то, что выполняет роль земного царства, находится чуть ниже, чем следует. Только молитвы теперь некому слушать и некого попросить срывающимся шепотом «Господи, помилуй». Просто некому теперь развращать людей и считать их мелкие грехи. Просто теперь демоны ходят на Рождество в церковь, а ангелы разрезают глотки острыми ножами.
«Вот она гильза от пули навылет,
Карта, которую нечем покрыть»
Комнату неспешно наполняет сизый сигаретный дым, сливаясь по цвету с уличным пейзажем. Декатрейс Фрайдей пьет за здоровье новорожденной Дианы Берилл.



* Декатрейс (греч) – тринадцать, Фрайдей, ясное дело – пятница.



* Декатрейс (греч) – тринадцать, Фрайдей, ясное дело – пятница.

Вопрос: Оценка

1. +		1	(50%)
2. -		1	(50%)
Всего:		2

@темы: |original|

---

|Кое-что, о чем лучше не знать; Стефан, G, зарисовка|

Название: Кое-что, о чем лучше не знать
Фандом: ориджинал
Жанр: эм. Зарисовка, допустим
Рейтинг: G
Персонажи: Стефан
Дисклеймер: мое
От автора: рас и квас. внезапно еще один зомбифик. Кое-что, о чем остальным «Ромашкам» лучше не знать. К слову о тихом омуте и переосмыслении характера Стеффи.

читать дальше.

Так всегда бывает: к твоему виску приставлен пистолет, нацеленный твоею же рукою, невольно вспоминается вся жизнь. Ну, если не вся, то её самые яркие моменты – это точно.
Обычно этот ускоренный проигрыш биографии отражается на лице: человек бледнеет, в глазах появляется стеклянная отрешенность (если он, конечно, их не зажмурит). И когда револьвер с характерным щелчком не выстреливает, это похоже на второе рождение.
Каждый раз, когда оружие проходит по кругу, у сидящих за столом реакция получается одна и та же. Никто не станет обвинять другого в трусости, никто не станет смеяться. Они же, в конце концов, взрослые люди, джентльмены.
У всех, кроме этого новенького.
- Блять, Франц! – не выдерживает коренастый Уильям, пару секунд назад успевший перебрать все известные ему молитвы, - ты вообще человек?
Новичок в непонятках пожимает плечами и передает револьвер следующему. Этот Франц появился внезапно и можно сказать напросился на игру, словно бы речь шла о покере: кто бы мог подумать, что этот женоподобный пацан с длиннющими выгоревшими ресницами ни разу не дрогнет и не помедлит ни секунды, спуская курок.
- У меня просто хорошая выдержка, - скромно улыбается он, потупив глазки. Говорит он с еле заметным французским акцентом, который и не сразу-то заметишь. Сделав глоток вина, он перевел взгляд на Сэма, словно нетерпеливо его подгоняя. Говорят, русская рулетка вызывает азарт ровно до тех пор, пока кто-нибудь не умрет. Им пока несказанно повезло: третий круг за столом слышны лишь холостые щелчки. Если так пойдет и дальше, призовой фонд отправится обратно в карманы хозяевам. И какой только мудак придумал делать в этой игре ставки?
Сэм еще раз окидывает глазами Франца. «Ну, точно ведь баба бабой» - еще успевает подумать он прежде, чем спустить курок. Из-за этой мысли он даже забыл вспомнить о былом.
Пуля врезается в его голову и застревает где-то внутри. Револьвер падает на пол, и у всех за столом в мозгу проносится: я могу быть следующим.
У всех, кроме.
- Эй, Дэн, сейчас твой черед, - напоминает Франц. Тишина длится еще в минуту, пока, не нарушая её, француз не поднимает с пола оружие, не вкладывает заботливо пулю, раскручивает барабан и с до жуткого вежливой улыбкой вкладывает его в ладонь сидящего через место от него худощавому блондинчику. Тот по инерции сгибает пальцы, а взгляд все еще бессмысленно устремлен на почти сползший вниз труп.
- Если мы будем тянуть, он начнет вонять. Сейчас на улице так жарко, - Франц одаривает присутствующих лучезарной улыбкой и тянется к внутреннему карману за портсигаром. На воротнике его идеально белой рубашки остались вытянутые брызги чужой крови. Дорогая и из плотной ткани, словно призванная быть противовесом его только что сказанным словам про жару.
- Ты…ты псих, - с трудом бормочет Дэн. Он вдруг вспомнил про ждущих его дома родителей и очень-очень пожалел о том, что позволил себя в это втянуть.
- Я уже говорил, - Франц медленно выдыхает дым и чуть улыбается уголками губ, - у меня очень хорошая выдержка.
В первый раз их вопрос был куда ближе к правде.
Когда в следующий раз пуля прошивает этому французишке мозги, Дэн, как и все сидящие за столом, с трудом могут подавить облегченный вздох. Ему почему-то кажется, что теперь с ним-то точно все будет в порядке.
У него дома мать и отец, породистый пес и говорящий попугай, несколько непринятых вызовов от любимой девушки на забытом мобильнике и почти дописанная курсовая по психологии. С ним все будет в порядке.
Дэн судорожно прикладывает губы к запотевшему стакану. Руки мелко дрожат и слушаются с трудом, а в голове звучит какой-то непонятный опустошающий звон. Небольшая комната, куда еле поместился стол и несколько стульев, полна трупов. Стены забрызганы кровью и мозгами, и сквозь так и не спавший даже к ночи уличный жар и запах табака можно ощутить их зловоние. Хотя Дэн не уверен, что это действительно так: быть может, все дело в самоубеждении. Надо будет прочесть в Википедии по этому поводу.
Господи, о чем он только думает.
Дэна мутит. Он почти не гнущимися пальцами собирает лежащие в центре стола деньги и кое-как распихивает их по карманам брюк. Нужно убраться до того, как кому-нибудь придет в голову вызвать полицию.
Когда в комнате начинает играть музыка, Дэну кажется на мгновение, что его сердце остановилось. Потом до него доходит: у кого-то здесь звонит телефон. Это что, Эдит Пиаф?..
Парень облегченно выдыхает, вытирает тыльной стороной ладони пол со лба и направляется к двери, стараясь переступить труп Уильяма и не посмотреть на него. Нет, больше никогда в жизни он не пойдет на что-то в этом духе. Нужны деньги – продаст почку, если понадобиться, но играть со смертью больше не станет.
- А ты поразительный везунчик.
Дэн застывает на месте. О Господи, нет, такое же только в кино бывает, да?
Франц нащупывает в кармане телефон и нажимает на сброс, замечая с недовольством, что теперь не только ворот – вся рубашка пропитана кровью. Как только музыка прекращается, повисает такая тишина, что можно было услышать гулкое сердцебиение. Не с первого раза, но Франц поднимается с пола, проводя рукой по намокшим в луже чужой крови волосам.
Чудом найдя в себе силы, Дэн медленно оборачивается и встречается с ним взглядом: светло-голубые глаза похожи на тонкую корку льда на прозрачном озере. Сквозная дыра в виске стремительно затягивается, а Франц, будто ничего и не было, вставляет в револьвер оставшиеся патроны.
- Что…что ты? – прохрипел Дэн. Инстинкты вопили: бежать! Только тело от ужаса не позволяло и мизинцем шелохнуть. Даже когда Франц направил на него револьвер.
- Надеюсь, ты никогда об этом не узнаешь.
Пуля вошла точнехонько промеж лба, но в последнее мгновение Дэну показалось, будто он увидел в воздухе металлический блеск. Тело рухнуло на пол.
Прежде чем раствориться с тени, Смерть обернулся назад и покачал головой, хотя радостные искорки в его глазах говорили о том, что такая выходка его непомерно повеселила.
Вынув из чужих карманов и внимательно пересчитав деньги, Стефан вышел из комнаты, оставив там помимо кучки трупов еще и ненастоящее режущее слух имя. Некоторые люди совершенно сумасшедшие, зато ставки делают крупные, явно исходя из принципа пан или пропал.
Сумка с вещами вроде запасной рубашки лежала прямо под дверью, ближе к трем часам в этом клубе, особенно в подвальной его части, уже никого не оставалось, так что не было смысла беспокоиться о её сохранности. А вот по улице в таком виде лучше не разгуливать.
Стефан застегнул последнюю пуговицу на вороте и устроил на носу монокль, прикидывая, что он, должно быть, все же успеет вернуться домой в ближайший час. Холли в это время обычно допивает свою вечернюю бутылку вина и заваливается спать (или уходит смотреть сериал про того небритого врача, как бишь там его), Ян запирается в комнате и троллит школьников на дваче, Эдди, скорее всего, честно дрыхнет, а Джестер спускается в подвал и…
Стефан никогда не хотел знать, чем именно этот парень там занимается, явно не модельки кораблей клеит. Так или иначе, никто не заметит его прихода: нехорошо конечно врать и делать вид, что давно спишь, но делать нечего.
«Ромашки» имеют удручающую привычку забывать дату своего основания, и кому же, как не Стефану нужно позаботиться о милом праздничном ужине.
И лучше им не знать, откуда он взял на него деньги.

Вопрос: Оценка

1. +		1	(50%)
2. -		1	(50%)
Всего:		2

@темы: |other|

---

|Le Petit Prince, Ян/Эдди, G, ангст|

Название: Le Petit Prince
Фандом: оридж
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Пейринг: Ян/Эдди (он как кот Шредингера: он есть, и его нет), Ян/Софи
Саммари: Эдди – Дея, остальное мое
Примечание: много французского, много сносок
От автора: Дей, чувак, я хотела исполнить в честь твоей сдачи рисунков твою заявку про кошмарики, но меня понесло, и я совсем ушла в сторону. В итоге вышло пять страницы без рейтинга и пейринга, зато с имеющей всем мозги проекцией Софи. Да, она в том фике играет роль Мол. В общем, если тебе не понравится, я не удивлюсь. Алсо, из этого фика мы узнаем, что Ян безбожно пиздил, когда утверждал, что говорит только на английском.
В некотором роде приквел «Гадания на ромашке»

читать дальше.

Светофор зажегся красным.
Эдди остановился резко, в последний момент едва не налетев на стоящий перед ним строй пешеходов, похожих скорее на черную стену. Осенью здесь всегда так – холодно, промозгло и уныло, словно кто-то прошелся по городу половой тряпкой, смыв все краски. Ещё кое-где, конечно, на деревьях держалась огненно-рыжая листва, но и та уже потеряла былую яркость, готовая вот-вот сорваться вниз и утонуть в грязи луж под ногами. А сверху моросил мелкий противный дождик, не прекращающийся с самого утра, но так и не рискнувший перерасти в ливень. От такого дождя стыдно было и зонтом прикрыться, к тому же, оного у Эдди, как обычно, не наблюдалось, так что оставалось лишь поднять ворот пальто и посильнее затянуть на шее белый шарф, чтобы холодные капли не проникли за шиворот. Впрочем, уже слишком поздно было пытаться спастись от влаги: серое в тон времени года фетровое пальтишко, слишком любимое, чтобы выбрасывать, несмотря на то, что рукава уже давно были выше щиколоток, насквозь промокло, то же самое касалось и волос Эдди, на которых поселились мелкие бусинки капель.
Осенью темнеет рано, и хотя на улице все еще царит ясность, вот-вот она уступит место как всегда стремительно наступающим сумеркам. Эдди думает, что лучше бы ему успеть домой до того, как станет слишком темно: темнота вызывает у него не то чтобы страх, но вполне обоснованное беспокойство.
Влажным, но отчего-то на удивление свежим воздухом дышится легко, особенно после душных аудиторий, где батареи не выключают ни на минуту в желании оградить учеников от уличного холода.
Эдди быстрым шагом пересекает дорогу вместе с вечно спешащей серой толпой, в которую он удивительно умело вписался. Светофор за его спиной зажегся красным, как только он шагнул на тротуар, словно нарочно выждав момент.
Почему осенью закат случается так незаметно?
Те два квартала, что оставались до дома, Эдди пересек почти бегом, стараясь обогнать тянущиеся за его спиной сумерки и ругая себя за то, что в очередной раз не отложил мелочи на автобус.
Дождь все еще капает, тихонько шурша каплями об асфальт, но в этом шорохе, кажется, тонут и теряются все остальные звуки. Впереди стремительно опускается к горизонту алое солнце, разливая по земле яркие лучи. Светофор зажегся красным.
Эдди моргнул – возможно, закрыв глаза на чуть дольше, чем следовало – и оказался погруженным в темноту. Глаза привыкли сразу, но в ушах все еще стоял шорох дождя.
Даже сквозь ткань одежды он почувствовал холод ладоней, тяжело легших ему на плечи.
Он не оборачивался. Он не хотел знать, что стоит за его спиной.
Чужие ледяные руки, такие тонкие и бледные, аккуратно сняли с его шеи длинный вязаный шарф, тяжелый от впитавшегося в него дождя. Если это был дождь, тогда почему срывающиеся вниз капли красного цвета?
Чужие руки медленно, почти с нежностью обхватывают горло, пытаясь нащупать громыхающий в голове пульс, хрупкие девичьи пальчики касаются его подрагивающих губ, пытаются поймать несуществующее дыхание, чертят линии по щекам, по виску и снова перемещаются на шею.
И Эдди хотел бы закричать, но у него получилось лишь хрипло, сдавлено выдохнуть, и глаза тоже очень бы хотелось закрыть, а вместо этого он продолжал вглядываться в совершенную темноту, и его светлые ресницы чуть подрагивали вместе с застывшими на них дождевыми каплями.
Он слышит чужой смех, детский и незабываемо жуткий, этот смех заполняет собой все, звучит в голове навязчивым эхом.
Эдди пытается сопротивляться, но тонкая ручка с удивительной силой заставляет его повернуть голову. Он не успевает зажмуриться и встречается взглядом с монохромно синими глазами, похожими на две бездны, отчего-то обрамленными длинными темными ресницами. И в этих глазах – ничего, кроме темноты.
Пухлые, бледные губки беззвучно складываются в слова, Эдди ощущает на своей коже её холодное дыхание и, почему-то, запах ромашки.
«Верни» - повторяет она, сильнее сжимая его шею, - «Верни».
Липкий страх душит, мешает закричать, мешает оттолкнуть, хотя Эдди уверен, что справился бы с этой словно бы фарфоровой девочкой, но ему слишком страшно, он чувствует, как срывается дыхание и как по щекам начинают течь слезы.
«Верни, верни» - слышит он в своей голове сквозь заливистый смех и шум дождя, сквозь гул собственного пульса и давящий страх.
Хотелось шептать молитвы, хотелось умолять остановиться – чужие пальцы сильнее смыкались на горле. Медленно коченеют губы, непослушно складываются во фразы:
- Не надо, не надо, пожалуйста, - тихо просит Эдди, с трудом хватая ртом обжигающе холодный воздух. Девочка смеется в ответ, и её ногти до крови впиваются в кожу. Темнота покрывается алыми пятнами. В какой-то момент он перестает дышать.
Эдди закрывает глаза, слезы смешиваются с кровью. В его ушах барабанной дробью звучит всего одна фраза. Верни, верни, верни, верни, верни, верни!
Верни.
Кто-то дергает его на себя, и тонкие пальцы срываются с горла. Сквозь судорожные хриплые вдохи Эдди чувствует горький запах табака, он с трудом может разглядеть те светлые волосы и смешные разноцветные перья, но узнает сразу, и сквозь нервную дрожь хватается за Яна, точно зная, что стоит отпустить – и всё.
- Уходи, - негромко, но жестко говорит Хайм, а Эдди чувствует, как держащие его за плечо пальцы мелко дрожат. Такие же холодные, - уходи, Софи, это не твои сны.
Верни, верни, верни, верни, верни, верни! – звонко дребезжит в голове, еще сильнее, еще громче чем раньше.
Эдди находит в себе силы обернуться, когда сквозь чужой голос улавливает далекий шум приближающегося поезда: они стояли по разные стороны станции, разделенные пропастью рельс.
-Adieu, dit-il à la fleur, - прошептал Ян совсем тихо, - Adieu, répéta-t-il.
Эдди с трудом мог разобрать хоть что-то, и не только потому, что совсем не понимал языка, но та девочка, стоящая по другую сторону станции, кажется, все услышала.
- J'ai été sotte, - её голос звучал совсем рядом, тихий и печальный, пронизанный печальной нежностью, - Je te demande pardon. Tâche d'être heureux, - она замолчала ненадолго, - Mais oui, je t'aime. Tu n'en a rien su, par ma faute. Cela n'a aucune importance. Mais tu as été aussi sot que moi. Tâche d'être heureux...
Фразу «я тебя люблю» Эдди услышал четко – пальцы Яна сжались чуть сильнее, чем следовало бы.
- Laisse ce globe tranquille. Je n'en veux plus, - она бросила печальный взгляд на рельсы, и только сейчас Эдди заметил, что пустота между ними рассыпана ромашковыми лепестками.
- Mais le vent...
- Je ne suis pas si enrhumée que ça... L'air frais de la nuit me fera du bien. Je suis une fleur.
-Mais les bêtes... – голос Хайма дрогнул. Впервые за все это время, и Эдди невольно подумалось, что он никогда бы больше не хотел услышать это вновь. Их диалог почему-то казался странным заклинанием.
-Il faut bien que je supporte deux ou trois chenilles si je veux connaître les papillons. Il paraît que c'est tellement beau. Sinon qui me rendra visite? Tu seras loin, toi. Quant aux grosses bêtes, je ne crains rien. J'ai mes griffes *, - тонкий голосок почти утонул в нарастающем гуле: поезд приближался. Она улыбнулась совсем невесело, и подняла глаза. Это не пропасти, скорее уж ночной океан.
Ян тихо выдохнул и уверено подтолкнул Эдди к краю платформы. Ромашковые лепестки в безумном танце вились в воздухе.
- Мы что, будем прыгать? – спросил он, почему-то без паники в голосе, к собственному удивлению.
- Oui, mon cher.
Они делают шаг вниз, и мир тонет в протяжном грохоте. Эдди еще успевает увидеть, как губы девочки складываются в слова.

Открывать глаза страшно.
Странное ощущение того, что сознание уже проснулось, а тело еще нет, давит на мозг, но Эдди все-таки шевелит кончиками пальцев. Боли он не чувствует, вместо этого – лишь устало ноющая спина и стойкий запах сигаретного дыма.
- Окно открой, - немного хрипло просит он, не отводя взгляда от покрытого мелкими трещинками потолка. В комнату врывается промозглый ветер, а вместе с ним и свет весеннего солнца.
Ян молча стоял у окна и выдыхал дым, и не оборачивался, вопреки тщетным попыткам Эдди пробуравить его спину взглядом. Вопросов было слишком много, но главенствующую позицию в них занимал, наверное, все же «какого хрена это было?».
- О чем ты? – искренне удивился Хайм, когда Эдди все-таки не выдержал и озвучил свою мысль.
- Мне снился сон. Ты там был.
- О, серьезно?
- Разговаривал по-французски с какой-то девочкой.
- Я не говорю по-французски.
Это заставило Эдди остановить поток обвинений, которыми он только-только собирался заразиться и вспомнить, как резво шпарил Ян из сна на упомянутом языке. Увидев его растерянность, Хайм поспешил сообщить:
- Тебе снился кошмар. Это нормально.
Будто это что-то объясняло. Эдди печально выдохнул, рассеяно проводя по волосам рукой. Нормально? Насколько оно нормально? Ему почему-то всю жизнь казалось, что мертвым сниться сны не должны по определению, а тут что получается, ему придется вскакивать с кровати в холодном поту до конца…эм…до конца чего-нибудь? И почему вообще ему нужно спать, если он уже умер?
Такая перспектива Эдди исключительно не радовала. Особенно если все кошмары будут также реальны, как этот. К тому же, эта скотина Хайм явно что-то недоговаривает. Он всегда недоговаривает. Конечно, спрашивать об этом – более чем бесполезно, и так понятно, что из Яна ничего щипцами не вытащишь. Вот только Эдди упорно казалось, что имя Софи он уже где-то слышал, разве что сознание упорно отказывается подсказывать, где именно.
К тому времени, как Эдди открыл рот, чтобы спросить, Ян уже успел ретироваться, оставив за собой горку окурков в пепельнице.
У каждого здесь свои скелеты в шкафу, да?
Пораскинув мозгами, Эдди пришел к выводу, что если он и хочет что-то узнать, то есть только одно место, куда он может пойти, и направился прямиком на кухню, предварительно сменил футболку с джинсами на…ну, рубашку с джинсами, но в отличие от некоторых, он хоть как-то оберегает чувство прекрасного Стефана от моральных потрясений.
Упомянутый товарищ обнаружился там, где и ожидалось, и был занят аристократичным помешиванием сахара в кофе. Впрочем, Эдди никогда не замечал, чтобы Бенуа хоть что-то делал не аристократично. По агентству ходили слухи о случае, когда он бегал за мухами с мухобойкой, напевая мелодию из какого-то вальса, и у Эдди были все основания этим слухам верить.
- О, Эдуард! – обрадовался Стефан, наконец его заметив, - Хочешь кофе?
Эдди еле заметно передернуло. Эта привычка Стефана называть всех на французский манер уже начинала его раздражать, впрочем, никто он этого не страдал, как Хайм, которого от этого дела давно уже чуть ли не выворачивало наизнанку. В последний раз Ян пообещал отходить Стеффи битой, и кто знает, чем бы это закончилось, если бы не пришел Джестер и не напомнил, что кроме Бенуа готовить здесь никто не умеет, а опять жрать Дошерак ему не комильфо.
Тут на Эдди снизошло озарение. Конечно, нужно было сразу это понять.
- Понять, прости, что? – уточнил Стефан. Не иначе как последнюю фразу Эдди произнес вслух.
- Софи! – радостно пояснил он, и тут же сдулся. Собственно, что Софи? Да, это имя было выведено на бите Хайма – получается, во сне он видел персонифицированное её воплощение? Это как-то не особенно вписывалось в общую концепцию.
Впрочем, на счастье Эдди, ответ на эти вопросы пришел сам собой. Вернее, он никуда и не уходи, а все так же сидел напротив с кашкой кофе в руках. Все-таки Стефан был удивительным треплом, и за это так нужное сейчас качество Эдди простил ему даже богомерзкого Эдуарда. Но только на этот раз.
- Ах Софи, бедняжка, - сочувственно покачал головой он, и тут же принялся пояснять, - бывшая подружка Жана.
- А…Она умерла? – спросил Эдди, стараясь не задумываться, в каком смысле было употреблено слово «подружка». Потому что с чего бы ему, в конце концов, об этом задумываться?
Прежде чем ответить, Бенуа наградил его взглядом в стиле «ты дебил?», сверкнув линзой монокля.
- Нет, Эдуард, это Жан умер, - наконец выдал Стефан. Поймав несколько шокированный взгляд Эдди, он тут же поспешил его упокоить, - не волнуйся, с ним все в порядке. Если не считать того, что теперь он наркоман, алкоголик и суицидник, - задумчиво прибавил он в конце.
Но Эдди удивило несколько иное, разумеется. Удивило, но в то же время немного пролило свет на странный, поразительно реальные сон. Наверное, сейчас самое время сесть и разложить все по полочкам, но приходится признать: без Яна он вряд ли сможет понять хоть что-то, по крайней мере, верно, а не надумать вместо этого кучу безумных подробностей. И если он хотел поговорить с Хаймом раньше, чем через неделю, стоило поторопиться: по пути на кухню Эдди уловил, как Холли в очередной раз отчитывает сисадмина за то, что он собрался идти бухать с одним из Церберов.
Уже было вырулив из комнаты, Эдди вдруг резко затормозил. Он не был уверен, почему запомнил эту фразу, и почему она вдруг всплыла в памяти, но сейчас это показалось очень-очень важным.
- Стеф, что такое «Ne traîne pas comme ça, c'est…agaçant...», - попытался он воспроизвести засевшие в голове слова. Стефан поморщился, будто кто-то подлил ему в кофе лимонного сока.
- Эдуард, я категорически настаиваю, чтобы ты никогда больше не пытался говорить по-французски, - сообщил он с оскорбленным лицом, - полагаю, ты имеешь в виду «Ne traîne pas comme ça, c'est agaçant. Tu as décidé de partir. Va-t'en» , не самая популярная цитата, надо сказать…
- Как переводится? – нетерпеливо переспросил Эдди, за что удостоился очередного взгляда, какие умел делать только Стефан: великого знатока всего на свете о Франции, которого спросили, чем отличается флаг его страны от флага России.
- «Да не тяни же, это невыносимо! Решил уйти - так уходи». Это Антуан де…Эй, куда ты, вернись! – Бенуа обижено надул губы от такого вопиющего неуважения к классикам и торжественно пообещал в следующий раз подсыпать Эдди мышьяка. Будет знать.

Когда Эдди вломился в комнату Яна, ему для большей эффектности не хватало разве что крикнуть что-нибудь про испанскую инквизицию**. Хайм нервно вздрогнул и начал было прятать подозрительно позвенькивающий пакет, но вовремя понял, что тревога ложная.
- А, это ты, - меланхолично изрек Ян и тут же поинтересовался со всей прямолинейностью, - чего хотел?
Предусмотрительно прикрыв за собой дверь, отчего комната мгновенно погрузилась в полумрак из-за привычки её хозяина никогда не раскрывать шторы, Эдди набрал в грудь побольше воздуха и выдал почти скороговоркой:
- Та девочка была Софи из твоего прошлого?
Почему-то подсознательно Эдди приготовился к тому, что его чем-нибудь огреют по голове – той же самой битой, например. Вообще-то разговоры о прошлом считались в этих стенах чем-то вроде негласного табу, несмотря на то, что Эдди искренне недоумевал, почему оно так, и почему Холли как-то сказала, что ему завидует, и тоже хотела бы ничего не помнить о жизни «до». Ему бы, например, очень хотелось бы знать, как и почему он умер. Теперь он даже не знает, по кому скучать, оставшись по ту сторону Нила, и кого видеть в ночных кошмарах. Видимо, именно поэтому к нему на огонек зашел призрак из чужого прошлого. Хотя с его стороны очень некрасиво называть живую призраком, когда у самого уже год как остановилось сердце.
Вместо того, чтобы пару раз приложить Эдди головой о биту, Хайм лишь вздохнул и, закурив сигарету, словно без нее в этот момент было обойтись невозможно, сказал в еле уловимой тоской в голосе:
- Девочка из моего прошлого живет в центре Лондона, у неё муж и трое чудесных детишек, - он медленно выдохнул дым, с интересом глядя, как тот расплывается в воздухе. Он молчал несколько минут, а потом добавил, отвечая на еще не заданный, но напрашивающийся вопрос, - То, что было в твоем сне – это её фантом. Тень, иллюзия, фата-моргана, называй это как хочешь.
- Это…возможно вообще? – в горле как-то неприятно пересохло. Эдди вспомнил руки на своем горле, вспомнил их холод, и то, как реально было это ощущение. Ему почему-то стало жутко от мысли о том, что было бы, если б ей удалось его задушить.
Ян усмехнулся.
- И это спрашивает зомби у другого зомби, намылившегося пить вискарь с чудищем из греческих мифов. Звучит как начало анекдота. Пора бы давно понять и смириться: теперь возможно все.
К списку того, чего Эдди не хотел знать, прибавилось еще и нежелание понять, что за «теперь» Хайм имеет в виду.
- Иронично, правда? – продолжал Ян, садясь на стул и откинувшись на спинку, - во всех книгах и фильмах показывают, как мертвецы являются живым, а в реальности-то совсем наоборот, - он снова затянулся, словно выжидая реакции.
- Если она фантом, - осторожно начал Эдди, - то почему она тебя не отпустит? Она же…сказала это, да? «Решил уйти - так уходи»?
Он резко пересек комнату, оказавшись всего в паре шагов от Хайма, непроизвольно замечая, как непривычно смотреть на него сверху вниз.
- Tu as décidé de partir?.. – с невеселой улыбкой повторил он, не глядя на Эдди. Свободной от сигареты рукой он снял очки, кажется впервые за то время, что они знакомы, и устало потер тыльной стороной ладони глаза, как если бы туда попала пыль. Слишком темно, чтобы суметь разобрать цвет, - Ты совсем ничего не понял, да?
- Ну так объясни, - почему-то излишне грубо потребовал Эдди, будто начиная злиться на Яна за что-то, хотя и сам смутно догадывался, за что именно. Или не на Яна, а на самого себя, потому что в тот момент, когда он вновь услышал этот усталый и полный печали голос, ему стало страшно. Ему не хотелось видеть Яна таким, он слишком привык к той маске, которую он надевал из раза в раз, как и все здесь. Привык и боялся узнать, что за ней, и за это неправильное желание самому себе хотелось надавать по морде.
- Объяснить? Объяснить тебе, почему она из раза в раз приходит ко мне во снах, почему засела у меня в голове? Почему не хочет отдавать ни тебе, ни кому-то ещё? – Ян поднял голову и встретился с Эдди взглядом, и тот вдруг почувствовал, что, о Боже, ему на самом деле ужасно не хочется слушать все эти объяснения, - Она плод моего воображения. Она не уходит не потому, что она не может отпустить меня…
«Пожалуйста, не надо, не говори этого» - хотелось прошептать Эдди. Он все понял, конечно, он понял, и эта мысль пронзила его разум словно молния своей ясностью и очевидностью.
- Она не уходит, потому что я не могу отпустить её.
И они замолчали, вглядываясь в глаза друг друга. Наверное, надо было бы отвести взгляд, он Эдди так и не смог себя заставить. Его, голубые, цвета ясного неба и чужие – не то светло-карие, не то чуть золотистые, с яркими темными крапинками. Если бы он мог умереть второй раз, то он бы, наверное, сделал это прямо сейчас. И у него бы, наверное, перехватило дыхание, но в отличие ото сна, в реальности он не дышал. И пульс не стучал в его голове, и сердце не колотилось о грудную клетку с бешеным темпом.
- Хочешь…я буду вместо неё? – отчего-то хрипло вдруг сказал Эдди, неожиданно даже для самого себя. В самом деле, он не был уверен, почему сказал это сейчас. Наверное, потому, что что-то внутри него требовало сделать что угодно, лишь бы не видеть эти глаза напротив такими, и лишь бы не слышать эти интонации в чужом голосе.
Ян молчит ещё какое-то время, и Эдди уже успевает пожалеть о своих словах, когда он вдруг ровно, но тихо произносит:
- Je ne puis pas jouer avec toi. Je ne suis pas apprivoisé.
- Ян, я не… - начал было Эдди, но Хайм, видимо, и без того все понял и быстро исправился.
- Не могу я с тобой играть. Я не прирученный.
Смерив Яна тяжелым взглядом, Эдди тяжело вздыхает и принимает правила игры. Хотя ему совсем не нравится быть Маленьким Принцем.
- Ах, извини. А как это – приручить?
- Ты не здешний. Что ты здесь ищешь?
- Людей ищу… - Эдди нахмурился, - я плохо помню, мы не могла бы перейти сразу к месту про узы?.. А как это – приручить?
Хайм на мгновение расплывается в улыбке, но тут же вновь входит в образ.
- Это давно забытое понятие. Оно означает: создать узы.
За наглухо занавешенным окном неспешно начинается летний дождь, крупными каплями разбивающийся о землю и несущий за собой разноцветную радугу. Первый дождь за эту весну.
На кухне медленно запекается на фарфоровых стенах кашки кофе.
- -Ah! dit le renard... je preurerai…*** - с еле заметной усмешкой произносит Стефан, прикуривая сигарету на длинном мундштуке.
- Прекрати, - одернула его Холли. Пузатый бокал в её руках наполнился алым – вряд ли это был брусничный сок, - ты слишком скептичен.
- Я не скептичен, я просто знаю, чем закончилась эта глава у Экзюпери.
- У Экзюпери Лис был обычным Лисом. Наш же успел побывать и Принцем, и обзавестись и потерять свою Розу, - девочка сделала глоток и заметила, - а у Принца ни Розы, ни баобабов нет. Это с самого начала была неправильная сказка.
Стефан выдохнул дым вместе со смехом.
- Ну, она и не могла быть правильной, учитывая, что все действующие лица были мертвы еще до её начала. Но знаешь, l'essentiel est invisible pour les yeux.****
Где-то по ту сторону сна светофор зажегся красным.

Примечания:
* Они разыгрывают диалог из девятой главы Маленького Принца, сцена прощания с розой.
** «Никто не ожидал испанской инквизиции!». У меня слишком тормознут интернет, но вы можете найти видео с этим скетчем, забив фразу в поисковике.
*** «Ах, я буду плакать о тебе» - уже одиннадцатая глава, сцена прощания с Лисом.
**** «Самого главного глазами не увидишь» - оттуда же.

Вопрос: Оценка

1. +		1	(50%)
2. -		1	(50%)
Всего:		2

@темы: |original|

---

|В семье не без... семейство Манки, G, юмор|

Название: В семье не без…
Жанр: был юмор
Рейтинг: G
Дисклеймер: Эйчиро Ода
Персонажи: семейство Манки

читать дальше.

Гарп где-то слышал: что случилось однажды, может никогда больше не случиться, но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий. Источник этой фразы с ходом времени был потерян и забыт, как могла бы забыть и она сама, если бы не была так актуальна.
Когда у Гарпа родился сын, он ликовал. Так сильно, что этот день весь дозор вспоминает с содроганием сердца, потому что по сравнению с тем, на что способен не слишком трезвый Гарп, любые набеги Золотого Льва и армии пиратов могут показаться битвой в песочнице за формочку для куличика. Не исключено также, что именно благодаря этому «не слишком трезвому» состоянию Драгон и получил такое имя, хотя обстоятельства этого покрыты загадкой. Впрочем, поговаривают, что всему виной была игра на желания в карты, так как на раздевание более цивильные представители дозора играть отказывались.
Гарп, конечно, воспитывал своего сынишку в воистину спартанских условиях, всерьез готовя его к служению родине, защите обездоленных и прочим радостям жизни дозорного. Драгон и рад был бы отказаться, но это было чревато старым добрым ремнем по жопе – это в лучшем случае. Ходят слухи, что даже став Великим и Ужасным главой революционного движения, Драгон до сих пор как-то нервно подергивает правым глазом при упоминании об осах. Распространитель этих слухов предпочитает сохранять анонимность, дабы не пополнить число своих менее удачливых и менее живых коллег.
На счастье Драгона, Гарп слишком редко был дома, поэтому у него было время заличить свои моральные (и не очень) травмы и предаться размышлением о судье мира, государственном строе и жизни в целом – и это в десять лет. Так что, не было ничего удивительного в том, что, он пришел к соответствующим выводам, и, несмотря на все надежды Гарпа, «вся эта муть» не выветрилась у него из головы с возрастом, а наоборот, приняла более определенные формы. И, разумеется, именно благодаря этим мыслям Дозор потерял прекрасного бойца в лице Мандки Д. – младшего, зато оного обрели сначала пираты, а потом появившиеся с его же легкой руки революционеры.
Сказать, что Гарп был не доволен жизненной позицией сына – это значит стыдливо промолчать. Сначала он торжественно поклялся немедленно выпороть Драгона ремнем, как в старые добрые времена, но тот вовремя среагировал и обустроил себе Тайное Убежище, посему с этой идеей пришлось повременить.
Когда у Гарпа родился внук, он ликовал: во-первых, оттого, что маленький Луффи не достался на растерзание революционерам, а во-вторых, потому что – Гарп в предвкушении потирал руки – это значило, что хоть из этого оболтуса он сможет воспитать нормального человека. К счастью для Дозора, к тому времени уже был введен сухой закон, запрещающий употреблять на работе, даже если поводом является рождение внука Гарпа. Тем более, если поводом является рождение внука Гарпа.
Жизнь юного Луффи была тяжела и полна боли, и это не учитывая всей трагичности его флешбека, наличия сводного брата, разводящего в голове полк тараканов и того, что из двенадцати месяцев одиннадцать дед был на службе, а на острове, где имел несчастье воспитываться Луффи, всего один, да и то в общей сложности. Однако в те дни, когда Гарп приплывал, несладко приходилось не только Луффи и Эйсу, но и вообще всему населению деревни.
Вообще-то, у самого младшего представителей семейства Манки, никогда не возникало мыслей о кардинальной перестройки мира, но, вот не удача (для Гарпа, конечно ) на пути ему попался Этот Рыжий, который успешно зомбировал ему мозги, и Луффи всей своей наивной душой загорелся идеей пиратства. А там еще Эйс, будь он неладен, отправился «навстречу приключениям», что окончательно утвердило цель и главную мечту юного Луффи.
Так что никто в деревне не удивился, когда мальчик в соломенной шляпе и правде вышел в море на одной только хлипкой лодчонке и скрылся за горизонтом, искрящимся солнечными бликами на поверхности воды.
В очереди на порку добавилось ещё одно имя, а Гарп в глубине души радуется, что не доживет до того момента, когда у Луффи появится сын, потому что еще одного раза его сердце не выдержит.

Вопрос: Оценка

1. +		3	(75%)
2. -		1	(25%)
Всего:		4

@темы: |one piece|

---

|Но ноги сами несут туда, куда всё равно никогда не добраться, Эйс, G, ангст|

Название: Но ноги сами несут туда, куда всё равно никогда не добраться
Фэндом: One Piece
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Дисклеймер: Эйчиро Ода. Название – строчка из песни Два дня без таблеток Кошек JAM
Персонажи: Эйс, парочка второстепенных

читать дальше.

Сухо в горле, словно кто-то взял горсть пыли с дороги и щедро насыпал в рот, и песок хрустит на зубах, и, кажется, сам воздух сухой и острый, как наждачная бумага. Эйс пытается сглотнуть, но шершавый язык, кажется, только царапает нёбо.
Впереди тает дорога, скачет где-то вдалеке, объятая летним маревом. Эйс совершенно не горел желанием спускаться на этот остров, но его погнал вперед профессиональный долг, лик которого весьма сильно напоминал отчего-то ананас.
Небо поменялось местами с землей, размылись границы между ними, и теперь не понять, где заканчивается посеревший от жары небосвод и начинается истлевшая полоса горизонта.
Воздух искажен. Мираж танцует на дороге.
Дышится с трудом.
Эйс лежит на спине, запрокинув голову, и вглядывается в тянущуюся от высоких холмов полосу дороги. Вглядывается до рези в глазах, до желания сморгнуть невольно выступившие слезы, застрявшие в ресницах, и ему кажется, что в эту минуту не существует ничего, кроме одной единственной линии, и сейчас ему придется встать и решить, идти ли ему вперед, навстречу оранжевому диску заходящего солнца, непротоптанной, неизвестной доселе тропой, или вернуться обратно и раствориться в лижущих горизонт лучах. Вперед или назад, но всегда – идти. Потому что только мертвые могут стоять на одном месте, и им одним доступна привилегия остановиться.
Эйс уходит, теряясь в залитой светом линии горизонта, и за его спиной медленно потухает день, загораясь звездами на окрашенным в темно-синий небосводе. Эйс уходит и не останавливается больше ни на секунду.
- Если ты еще живешь, это потому что ты еще не пришел в место, в которое должен прийти, - заметил как-то Саччи таким нравоучительным тоном, что было даже стыдно спрашивать, к чему он это сказал.
- А если меня в сортире замочат? Значит, я туда всю жизнь пёхал?
- Фу ты какой, ни грамма романтики.
Эйс проворочался полночи, пытаясь понять сакральный смысл, который вложил в эти слова его накама, и когда голова стала совсем тяжелой, решил наутро обязательно спросить.
Утро для Саччи так и не наступило. Всё, пришел.
Дальше Эйс шел – почти бежал – исключительно с определенной целью, и звезды за его спиной дрожали и потухали, словно погашенные сквозняком свечи. Небо погружалось во тьму.
В тот момент, когда он остановился, остановился всего на мгновение, на секунду – в тот же самый момент последняя свеча неловко дрогнула пламенем в последний раз, будто оно пыталось сбежать с фитиля, прежде чем огонь был проглочен темнотой.
А там, внизу, где-то под толщей океана, не было ни неба, ни звезд, ни дороги – только гудящие под давлением моря стены и миллиарды страданий над головой, уходящих вверх на пять этажей. Только цепи и засохшая на губах кровь, а еще осознание того, что дальше уже ничего не будет, и последний свет, который Эйс увидит – там, на эшафоте, пока вершители правосудия зачитывают приговор и заносят над его головой лезвия.
И никто не должен был придти. Никто не должен был устраивать самое крупномасштабное сражение в истории только ради него одного. Не должен был приходить Ояджи, и Луффи тоже не должен был.
Но они пришли. За ним одним. И вот теперь, по другую сторону баррикад, Эйс ощущает дикое, до ненормального эгоистичное счастье, и есть время вспомнить прошлое, пока там, на поле боя, один за другим, сотнями гибнут люди, пока бушуют безумные волны, застывая в воздухе, скованные льдом, пока трещит по швам воздух и отовсюду слышны взрывы, выстрелы и звон стали вперемешку с криками, и земля ходит ходуном под ногами, а дорога до эшафота кажется бесконечной. Есть время вспомнить ошибки прошлого и те так и не сбывшиеся, но тогда казавшиеся очень важными амбиции, кипящие в его душе, слезы и детские клятвы, которые он всю жизнь стремился исполнить, весь мир, построенный на сплошных противоречиях: далекие безликие, кажущиеся кукольными дома знати за стеной и куча мусора, ставшая для них детской площадкой с постоянным риском для жизни; одиночество посреди шумных улиц и друзья, братья, которые никогда не предадут; обещания, данные друг другу, тогда и раньше, невыполненное когда-то и трепетно оберегаемые сейчас; слезы отчаяния и слезы радости; отец, которого Эйс никогда не знал и ненавидел всей душой и Отец, который стал для него единственным.
Так много нужно было пережить, чтобы понять одну единственную истину, так много времени потратить… А быть может она, единственно верная, может быть познана лишь за пару мгновений до смерти? Эйс понял. Понял, и поэтому умер с улыбкой на губах.
«Если ты еще живешь, это потому что ты еще не пришел в место, в которое должен прийти».
Привет, пап, я Дома.

Вопрос: Оценка

1. +		0	(0%)
2. -		1	(100%)
Всего:		1

@темы: |one piece|

---

|Парадоксы, Луффи, Усопп, G, ангст|

Я восстала из мертвых. Вообще-то, я особенно и не помирала, просто как-то не шло. Выкладываю накопившееся после фандомной битвы и еще кое-что.
Название: Парадоксы
Фэндом: One Piece
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Дисклеймер: Все Одово, мое - ничего.
Персонажи: Луффи, Усопп этанепейринг, ненене
От автора: ой, да кому нужны эти диалоги?

читать дальше.

«Знать, что нужно сделать, и не делать этого - худшая трусость.»
Что нужно делать сейчас, под свистящими пулями, под рассекающими воздух лезвиями, под взрывами пушечных ядер, под темным от пороха и разгорающихся костров небом? Что нужно делать, когда кровь смешивается с пылью, струится сквозь пальцы, грудь сводит выдохами, а с другой стороны пропасти, разделенной шумящим морем, одной ногой в могиле твой капитан?
Непобедимый, казалось, бессмертный, всегда выбирающийся из любых передряг, капитан, победивший бога, лежит и не может встать, на пределе, на последнем издыхании.
Его капитан, который никогда не проигрывает, не может подняться с бетонного пола – мир перевернулся с ног на голову так резко, что воздух выбило из легких, словно от удара, и вертится он так с самого их приезда на Вотер 7, паутинки расколов расцветают на его стеклянных боках, рассыпаются блестящие осколки, обращаясь в сплошной парадокс.
Знать, что нужно сделать, и не делать этого.
Усопп не может остановить град пуль, не может пересечь бушующий океан, стоя у самого края пропасти, роняя вниз мелкую крошку развороченного взрывами бетона, он может только, скинув придуманный образ, на секунду, на мгновение остановить парадокс, сотворенный мечущимся в агонии миром.
Он не может вылечить раны Луффи, не может заставить исчезнуть боль, а кровь – перестать литься, не может убрать трясущимися холодными пальцами с чужого лба слипшиеся от пота волосы, у него есть всего несколько секунд, чтобы собрать рассыпающиеся осколки – они впиваются под кожу, режут, смешиваясь с солнечным светом. Мир остановился в полете.
Голос тает в шуме моря, в воинственных криках, во взрывах и свисте разрезаемого лезвиями воздуха; сегодня, в этом празднике парадокса, в мире, где белое становится черным, когда смещаются полюса и меняются стороны света, Усопп точно знает, что нужно делать.
Знает, что сможет заставить Луффи подняться.
Небо расходится по швам, и сквозь темно-синие облака на землю падет луч солнца.
Когда парадоксы закончатся, все станет по-прежнему, только Усопп останется по одну грань расколотого мира, а Луффи – по другую, но пока этого не произошло, границы не имеют никакого значения. Тонкие нити расколов замерли на поверхности: осколки застывают в прошитом лучами воздухе.
Его капитан не упадет до самого окончания боя, не упадет, пока чей-то взволнованный голос не объявит по громкоговорителю о поражении Роба Луччи.
Парадоксы сгорают раньше дерева, вьются горьким пеплом в воздухе, смешиваясь в полете с оранжевыми от солнечного света снежинками. Мир с трудом склеивает осколки в сферу, тяжело залечивает раны и вновь встает на ноги.
Когда огонь догорает, парадоксов не остается.
«Знать, что нужно сделать, и не делать этого - худшая трусость.»
Некоторые вещи оказываются огнеупорными.
Когда корабль с пиратским флагом на парусе вот-вот, да и скроется из виду, до Усоппа доходит, что если сейчас он не сделает то, что нужно было сделать еще очень-очень давно, мир расколется снова. Не от чувства вины, не от страха, что не возьмут обратно: от перспективы того, что впереди ничего не будет. Слишком поздно отматывать назад. Если то, что нужно сделать – это встать на колени, умоляя о прощении, он встанет. Докричатся, пока корабль не скрылся за горизонтом, докричаться, пока его не заглушили волны и взрывы, надеяться, что Луффи его услышит.
Он услышит.
Услышит, потому что хочет услышать, потому что ждет крика с берега, вслушиваясь в пронзительный вой ветра и гулкий шорох волн. Луффи знает, что ему нужно только дождаться. И он дождется.
Верит до последнего момента, его капитан - теперь уже точно, теперь все на своих местах, так, как должно быть: без масок, без слез, без предательств - без парадоксов. Их корабль снова летит в небо, рассекая лазурную гладь сквозь облака.

Вопрос: Оценка

1. +		2	(66.67%)
2. -		1	(33.33%)
Всего:		3

@темы: |one piece|

---

Хай, ребятушки. Беру четыре заказа на фики (фэндомы из списка + Шерлок BBC + ориджинал), драббл или мини, не выше R. Заявку снобжать описанием того, что хотите получить, песней, артом и т.п.
считайте, что это в честь конца зимы начала весны.
И да, я помню, что должна фик по Куску и он будет.

запись создана: 28.02.2011 в 22:06

@темы: |лирические отступления|

---

|Письмо в пустоту, Кондо/Отаэ, G, ангст|

Name: Письмо в пустоту
Фэндом: Gintama
Рейтинг: G
Жанр: ангст, сонгфик
Саммари: never ming
Дисклеймер: Сорачи-сенсей
Пейринг: Кондо/Отаэ
Предупреждения: псевдолирика. На When you gone Аврил Лавин
От автора: на  fictest

читать дальше.

А она продолжала улыбаться, потому что так может и не всегда, но легче, и потому, что не может иначе. Улыбалась дождливым утром, считая солнечные лучи на шторах, просто оттого, что привыкла, оттого, что так легче избежать сплетен и споров, и ненужно прятать раскрасневшийся от слез взгляд, её брату это понравится вряд ли, и чужие разговоры за стенкой не заставят краснеть, а если совсем плохо, то поплакать и во сне успеется. Продолжала улыбаться, потому что так привыкла с детства, потому что когда-то решила сама для себя, что слезам в её жизни нет места, потому что знала, что ещё пару часов, и все опять будет как раньше, по-старому, ведь эта сказка с хорошим концом, и никто не умрет на задании, не умрет под лезвием, никому не пустят пулю в голову, не будет трупов и нечью кровь будет вытирать с пола. Дуркам везет по определению, значит свинец пройдет в сантиметрах от виска, не заденет, и росчерк меча придется по стенке рядом, а если и случится, то не смертельная будет рана, а если дождь из пуль сверху вниз будет литься из неба, то он будет стоять против направления ветра, ну а если все же прольется кровь, то чья угодно, только не его. Он, конечно, не виноват в том, что пришлось уйти, кто бы что ни говорил, а для волка нет другого пути, он не виноват в том, что час, когда пришел черед взять в руки оружие, так совпал со временем, когда он больше всего ей нужен, и в общем-то не имеет значения на сколько этот период войны затянулся, главное, чтобы вернулся живым, главное, чтобы вернулся. А когда вернется, то все опять начнется заново, упрямые отказы, удары, опять отказы и тысячи слов недосказанных, словно в прошлых жизнях когда-то письм недописанных, и можно уже улыбаться не вымученно, а искренне, и может быть совсем ненадолго, не все же другим светить, можно и себе немного.И иногда кажется, что она только и живет этим ожиданием, гадая: придет или нет? А он словно нарочно никогда не прощается, просто не приходит утром стоять под окном с цветами в руках, и уже спустя пару часов о его подвигах на благо родины передают во всех новостях, и только с сухих дикторских слов она узнает, попала пуля в цель или её дураку опять повезло. Где-то там она и живет, в перерывах между этими мгновениями, впрочем, занете, это совершенно не имеет никакой научной ценности, никакого значения, потому что пока кто-то продолжает прогибаться под пулями, думая, что быть может в этот раз где-то ждут его, она продолжает улыбаться, потому что так может и не всегда, но легче, и потому, что не может иначе.

Вопрос: Оценка

1. +		2	(66.67%)
2. -		1	(33.33%)
Всего:		3

@темы: |gintama|

---

|Без обязательств, Зоро/Санджи, G, флафф|

Name: Без обязательств
Фэндом: One Piece
Рейтинг: G
Жанр: флафф я затрудняюсь определить жанр, так что пусть будет
Саммари: ни к чему не обязывающий секс и его последствия.
Дисклеймер: Эйчиро Ода
Пейринг: Зоро/Санджи
Предупреждения: ООС, наверное.
От автора: Я. Написала. Это. Я ЗоСан уже года два не писала лол. Для  Rin Ran. Лучше поздно, чем никогда.

читать дальше.

Санджи нервно жевал сигарету.
Санджи тихо негодовал.
Санджи судорожно думал.
И все это он умудрялся проделывать за одну долю секунды, стоя посреди узкого переулка, заключив в объятия пухлые пакеты с приправами. К счастью, между ним и вот этим вот была целая оживленная улица, по которой беспрерывным потоком прохаживались посетители ярмарки, так что никто его позора бы не увидел. Впрочем, даже если бы кто-то и обратил внимание на его скромную персону, Санджи в этот момент было если совершенно не наплевать, то уж точно все равно. Просто в этот момент некто взял его личный мир за шиворот и – бедного и извивающегося в руках Кого-то, как червяк, которого вот-вот проткнут крючком – перевернул с ног на голову. Просто в этот момент, наверное, какая-нибудь небольшая планетка сошла с орбиты и теперь неслась на бешеной сткорости к Земле – Санджи плохо разбирался в астрологии, но был уверен почти на сто процентов, что так оно и есть. Просто в этот момент огромная звезда разорвалась на миллионы звезд поменьше, и с какого-нибудь захудалаго островка было видно, как в небе распускается ярко-оранжевый цветок. Просто в этот момент один мохоголовый мечник флиртовал с молоденькой – и чертовски милой, похожей своими кудряшками на овечку – продавщицей. А это, конечно, было бы также невероятно, как и предыдущие три события.
«Бы» - это потому что вон он, стоит напротив, отделяемый от Санджи какими-то сорока пятью шагами, и даже не думает повернуть голову в его сторону, хотя не мог не почувствовать чужой взгляд, воткнувшийся ему в спину, как два ножа.
Санджи на секунду задохнулся горьким дымом и злобно выплюнул догаревшую сигарету.
Тут дело, конечно, вовсе не в том, что они чем-то там друг другу обязаны: когда месяцами плаваешь посреди открытого океана, видя за бортом только море, море и…ну да, море, Нами и Робин упорно отказываются идти на контакт, да и громкие лозуги не позволяют, а тебе – девятнадцать, у тебя давно прошел период полового созревания и начнался другой, тоже не самый спокойный, приходится использовать все возможные ресурсы.
«Возможные ресурсы» предполагали два варианта: или жди поздней ночи (или раннего утра, как выйдет) и запирайся в ванной, или делай то же самое, но не один.
Короче, они решили, что у них здоровый мужской секс – Санджи не знал, как можно ставить эти три слова в одно предложение, но с этим знанием ему куда легче дышалось. Никто ни к чему никого не обязывает, доплыли до острова – скорее выкроить себе пару часов, пока Лог Пос не настроился, чтобы провести вечер с пышногрудой красавицей. Санджи считал это нормальным, как считал это Зоро, он понятия не имел, но их обоих это устраивало.
Ну, Санджи думал, что устраивало.
Когда на предыдущем острове пару недель назад он не понесся сломя голову к очередной прелестинице, а зачем-то прятался в чайной лавке, то списал это на жару, обостение аллергии на цветы папоротника и положение звезд в небе. На что списать желание пройти сквозь улицу и силой затащить мечника обратно на корабль, он не знал.
Санджи нервно закурил – и это не выпуская из рук пакеты – и, злобно пнув белесую стену какого-то здания, стремительно развернулся и пошел. Куда именно, он еще не решил, но цель свою выявил четко: придумать оправдание этому чувству, которое не ревность.

- О, глядите, он ушел, - девушка из сувенирной лавки смерила взлгядом противоположную часть улицы, чуть приподнимаясь на мысочках.
- Ушел, да? Отлично, спасибо за помощь.
- О, не за что, надеюсь, у вас все получится.
Зоро ухмыльнулся, наконец оборачиваясь: тонкая фигура удалаяющегося Санджи медленно вписалась в поворот и скрылась из виду.
Осталось только подождать, пока до кока дойдет, что он действительно ревнует Зоро, а там уже можно будет отыграться за все полгода «ни к чему не обязывающего секса».

Вопрос: Оценка

1. +		10	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		10

@темы: |one piece|

---

|Это не смертельно, Блэк/Йен, G, ангст|

Name: Это не смертельно
Фандом: Clone (BBC а не тот, о котором вы подумали)
Рейтинг: G
Жанр: ангст и немного иронии
Дисклеймер: Роб Шиллер
Пейринг: Блэк/Йен
Предупреждение: ООС, вестимо, но всем похуй, потому что никто не смотрел =D
От автора: этот фэндом настолько редкий, что по нему нет даже англоязычного соо на ЖЖ, где обычно есть ВСЁ. Поэтому мне приходится как-то самоудовлетворяться. Кому интересно - ссылка на английскую Вики с описанием.

читать дальше.

Всё.
Всё – это в смысле совсем. Финиш. Эпилог. Полный провал. Девушки плачут, утирая носы кружевными платочками, которыми заодно махают вслед уплывающему в горизонт, окропленный багрово-оранжевыми лучами заходящего солнца кораблю с красивой надписью на боку «Полковник, вы дебил».
Упрямый дебил, хотел было поправить сам себя он, но вовремя осознал, что это чести ему не делает. Зато правда, надо быть честным хотя бы с самим собой.
И если бы вы подошли сейчас и – светлая вам память – спросили: «Полковник Блэк, расскажите же нам, что Вы предприняли, чтобы добиться цели?» - то ответ вам был бы однозначным.
Всё.
Он перепробовал всё.
О настырности полковника по М17 ходили легенды самого нелестного характера, но тут даже у него опускались руки. Блэку даже начинало, о ужас, казаться, что по сравнению с этим поимка сбежавшего вместе со своим гениальным папочкой клона-недоумка - просто пикник на лесной опушке. К тому же, они практически его поймали – если верить сигналу спутника, они где-то в области Маньчжурии. Нихао, мертвец! – и далее по тексту.
Но одно дело – это отлавливать скрывающихся идиотов, и совсем другое – пытаться закадрить не скрывающегося идиота. Вот тут уже полковнику было совсем не до смеха.
Ну потому что не угрожать же ему пистолетом, оно конечно красиво, концептуально и вызывает из недр разума множество фантазий с пометкой «+18», но, к сожалению, не то. Нету этой, романтики, ага. А в книжке «Как пригласить ЕЁ на свидания (пособие для чайников)» авторства какого-то немецкого психолога было сказано, что без романтики – никуда. Это розово-цветочное местоимение на обложке, конечно, смущало, но немцы, сволочи, умные, знают, что говорят.
Но на всякие случай полковник все же устроил продавщице Жасмин выигрыш в лотерею – та счастливо укатила на Гавайи. А там, знаете ли, всегда было очень неспокойно.
И вообще, главное – избавиться от конкурентов. Две секретарши, восемь уборщиц, три бухгалтера и одна не в меру общительная лаборантша, к слову, были уволены вовсе не поэтому, а потому что «в связи с утратой доверия». И тот парень из охраны тоже, а вовсе не потому что был открытым геем. Ну ладно, может быть он и поэтому, но остальные – точно нет.
И вообще, Блэк слишком собственник, чтобы позволить какому-то там охраннику с дебильным полосатым галстуком так поглядывать на его идиота. Определенно стоило сделать Йену татуировку «Собственность М17. Руками не трогать» где-нибудь на спине, когда была такая возможность. А лучше – видными в только темноте чернилами. И заметит не сразу, и эффектнее.
Полковник задумчиво выдохнул эту мысль, приложился к запотевшему стакану виски и уверенно перевернул страницу пособия, где продолжался перечень полезных советов по созданию романтической обстановки.
«Если» - уверенно советовал ему немец – «Вы знаете ее любимые конфеты, купите их великое множество! Наполните ими ее туфли, сумочку, положите их на подушку, в шкафчик в ванной комнате; выложите из них имя любимой...»
…только не удивляйтесь, когда обнаружите, что у любимой жопу разнесло, как у слона, и главное не попадайтесь на этот трюк с «Это платье меня полнит?».
Этот парень точно немец? Нет-нет, эти ребята обычно не пишут подобной ерунды, нужно отыскать автора, если он еще жив, и исправить это досадное недоразумение.
К тому же, у идиота, если верить разведке, аллергия на шоколад.
Ну тут уже действительно ничего не поделаешь, не слать же Йену по почте вырезанное из розовой бумаги сердечко – это было бы по меньшей мере странно. Да и как потом ему объяснять, что Блэк это от чистого сердца, и бумага не пропитана ни сывороткой правды, ни ядом амазонских муравьев?
Возможно все же стоило опробовать вариант с пистолетом.

Всё.
Всё – это в смысле совсем. Финиш. Эпилог. Полный провал. Дамочки в викторианских платьях аристократично промакивают слезки платочками, в перерыве между рыданиями махая ими же вслед стремительно уезжающему в алый предрассветный горизонт поезду с крупной надписью «Йен, ты дебил» на боку.
Ну он же не виноват вообще ни в чем, жертва обстоятельств. Нет, все же надо было идти в скрипачи, как этого хотела мамочка, а он нет, уперся. Итог вышел печальным: он помогает укрываться двум беглым преступникам, сидя прямо под носом у М17, от которого эти преступники и укрываются. Причем М17, по ходу, в курсе.
Ну чего уж там обобщать, полковник Блэк в курсе, так ещё и нагло этим пользуется. К счастью, он не знает, что Виктор со своим придурковатым сыночкой (если к клону вообще можно применить это слово…) прячутся в Индии, и это дает Йену дня два на передышку. Ну, он, по крайней мере, очень надеется, что не знает.
Потому что в последнее время у Блэка случился капитальный сдвиг по фазе – не то чтобы до этого был душкой, да и нормальным его язык не поворачивался назвать, но у всего есть свои пределы.
Йен вообще-то параноиком не был, но выгребать из-под кровати тонны жучков ему надоело. И это он еще не выяснил местонахождение камер. Господи, за ним следят каждую секунду его жизни, очевидно полковник решил его законтролировать до смерти.
Ясное дело, ждет, пока Йен свяжется с Виктором, чтобы потом завалить их одновременно. Самое страшное, что все знакомые Йена внезапно исчезли из его жизни: ну там одни переехали загород, другие погибли в несчастном случае…
Блэк уничтожает пути к отступлению.
И нет-нет, никто не паникует. Надо просто втереться в доверие, если у полковника вообще есть такой орган. Вполне возможно, что он отмер за ненадобностью вместе с совестью и состраданием.
По ходу камера в глазу ещё не была самым страшным. Однако все лучше, чем угрозы пистолетом. Йен до сих пор чувствует металлический вкус во рту (упорно отгоняя всякие там пошлые мыслишки).
Кстати, надо будет проверить, не успел ли полковник нацепить жучок и на самого Йена. Или в, а то что-то у него подозрительно чешется запястье. У него был этот шрам раньше?
Хотя тут конечно все ясно – это такой новый вид психологической атаки. Через пару недель Йен сам приползет к Блэку, встанет на колени и расскажет все-все, только бы он наконец отстал.
Потому что капать на мозги у него отлично получается.
Йен подцепляет пинцетом ярко-розовое картонное сердечко и спешит подкинуть его отелу ядерщиков. Да-да, намек «я вырву твое сердце» он отлично понял. У полковника всегда было отличное чувство юмора, да?
Уж лучше бы он угрожал пистолетом.

Блэк тихо шипит ругательства из-за угла, провожая взглядом несущегося по коридору Йена, и проверяет, сколько патронов осталось в браунинге после череды увольнений.
Наверное, стоит придумать другой способ. Найти в сети, в книгах, в чужих головах. Ведь в отличие от пули в голову, любовь – это не смертельно.
Наверное, не смертельно.

Вопрос: Оценка

1. +		2	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		2

@темы: |other|

---

|Checkmate, Origilan, G, зарисовка|

Name: Checkmate
Фандом: Original
Рейтинг: G
Жанр: зарисовка, скажем так
Дисклеймер: все моё
Персонажи: Джеймс Дэниелс, Штильц, милая девочка Пеппи
Предупреждение: чтобы избежать непоняток - у Джима раздвоение личности
От автора: да-да, каюсь, это мой пробный пост на ролевую, но он мне нравится и вообще :з

читать дальше.

Глухой дождь, гулкий-гулкий, почти не ритмичный: кап-кап – барабанные удары по стеклу. Шуршит, стучится, словно хочет в тепло, подальше от утреннего тумана и холодного осеннего ветра. Сегодня в их городе опять дождь. От него мир по ту сторону стекла кажется размытым и неясным, яркие пятна резко выделяются на сером фоне асфальта и домов, яркие пятна снующих прохожих, спешащих, опаздывающих, почти не вызывающих отвращения.
Джим делает глоток из белой фарфоровой чашки и еле уловимо морщится. Здесь, в небольшой кафешке, одной из многих в Лондоне, пахнет горьким шоколадом и горячими пирожками с вишней. Солнце светит слишком ярко, светит прямо в глаза, скользит по зеркалам, оставляя блики на стенах. В чем её плюс – всегда много людей в любое место суток. Тут не нужно быть гением маскировки: быть незаметным среди толпы всегда останется лучшей тактикой.
Джим ждет. Он тянет руку к поданному пакетику сахара и тут же одергивает.
«Сладкое вредно, Джеймс,» - нравоучительно сообщает Штильц, «Ты и так изволишь портить наши легкие». Джим выдыхает ругательство сквозь зубы и – очень демонстративно – закуривает, мельком глядя на часы.
Девчушка приходит минута в минуту, она похожа на Пеппи из книжки, несмело мнется у входа, теребя в руках бежевый берет. Её весеннее пальто промокло, капли стекают на пол, Пеппи ловит на себе недовольный взгляд стоящего у двери официанта.
Джим делает затяжку и мельком машет ей рукой, привлекая внимания, ухмыляясь, когда девчушка резко вздрагивает и срывается с места, устремляясь к его столику.
- П-простите… - несмело спрашивает она, нервно хлопая ресницами. Ей на вид лет пятнадцать, не больше, - Вы…
- Садитесь, - коротко кивает Штильц, сканируя её внимательным холодным взглядом, - Мисс Пенелопа Эйдамс…
Он делает паузу и выразительно смеривает глазами усевшуюся напротив Пеппи. Та дрожала, всем своим видом напоминая пришибленного щенка, с этими растрепанными рыжими хвостиками и темными глубокими глазами, в которых явно читался страх и забитость. Ох, сколько же он повидал этих морально травмированных девочек, аж тошно.
- Видите ли, обычно я избегаю личного контакта, но с Вами…совсем другая история, - неспешно продолжал он, с силой вдавливая окурок в стеклянное дно пепельницы, - Вы обратились ко мне слишком поздно – Вас уже обнаружили. Вы понимаете, это сильно осложняет задачу.
- Н-но… - всхлипнула Пеппи, - Я…сэр, пожалуйста…
- Мисс Эйдамс, - почти строго одернул её Штильц. Джим ухмыльнулся, читая в этой строгости раздражение, - Сейчас наилучшим выходом и единственным выходом для Вас будет побег. Мы… - он снова делая паузу, словно пробуя это «мы» на вкус, - определенно сможем это устроить. Надеюсь, Вы понимаете, что от Вас требуется полное повиновение моим инструкциям?
Пеппи закивала так, что непослушные пряди её волос заколыхались в воздухе. Она словно хотела что-то сказать, открыла рот, но в последний момент словно передумала и лишь коротко вдохнула висящий в воздухе сигаретный дым.
- Вот и славно, мисс Эйдамс, - холодно улыбнувшись, Штильц провел кончиком пальца по фарфоровой ручке чашки, внимательно наблюдая за собственными движениями. Потом он резко поднял взгляд, устремив его в противоположную сторону зала. Здесь, конечно, дело в другом – боковым зрением он увидел стоящую на парковке неподалеку черную машину. Он сидит так, что его невозможно разглядеть со стороны улицы, а заходить в помещение те парни явно не намерены, что ж, это Штильцу на руку. Машина стояла там с тех пор, как Пеппи зашла в кофейню и не сдвинулась с места. Ясное дело – она на крючке. Но в этом и есть его работа – помогать маленьким глупым рыбешкам с этого крючка сорваться.
- Идти домой я Вам не советую, мисс, как видите, за Вами хвост. Нет, не нужно паники, мисс. Вы сейчас встанете и пойдете прямо по центральной улице – держитесь толпы, она помогает. За углом, прямо рядом с книжным магазином, Вас будет ждать человек. Лучше если Вы пойдете за ним. Сожалею, но Вам не удастся упаковать вещи.
Пеппи задрожала всем телом и чуть было не бросилась обнимать Штильца, но натолкнувшись на ледяной взгляд, остановилась и, коротко кивнув, встала с места. Шла к выходу она пошатываясь, казалось, она вот-вот упадет. Все это время Штильц не сводил взгляда с её спины.
- Просто пр`елестн…прелестно, - пробормотал он, на ходу исправляя ошибку, - Если она дойдет до поворота, её можно считать счастливицей.
Джим ухмыльнулся, вложил купюру в кожаную книжку счета и, накинув черное пальто, вышел на улицу, вдыхая посвежевший прохладный воздух. Черная машина неспешно тронулась с места, шурша шинами по асфальту. Джим щёлкнул зажигалкой, не сводя глаз с вот-вот готового зайти за поворот автомобиля – по серой стене здания скользнула длинная, ещё бледная тень, словно рядом пронеслась какая-то волшебная птица.
Уже на следующий день в новостях напишут про несчастный случай на дороге, три трупа и покореженный неглубокой воронкой асфальт, а маленькая мисс Пеппи будет где-нибудь в Одессе.
А пока - он делает ход.

Вопрос: Оценка

1. +		1	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		1

@темы: |original|

---

|Завтра, Като/Бритт, G, ангст|

Name: Завтра
Фандом: Зеленый Шершень
Рейтинг: G
Жанр: ангст
Дисклеймер: Мишель Гондри
Пейринг: Като/Бритт
Предупреждение: а вот так. Не совсем то, что хотелось, но тоже мило.
От автора: для  d-ace
ps: гребанные азиаты – вот вы сказали бы, что этому милому мальчику 32?

читать дальше.

В какой-то определенный отрезок времени любые числа перестают иметь хоть какое-то значение. Словно все знания вдруг стерлись, были смыты шуршащей по песку волной.
Исчезли, махнули рукой на прощанье, а ты стоишь совсем один посреди темного опустевшего зала, слышишь, как эхом разбивается о бледные стены твое дыхание, как учащенный пульс судорожно бьется где-то в глотке, стоишь и не знаешь: что дальше?
Схемы трескаются пополам, трескаются на маленькие осколки и медленно падают на пол, похожие на крупные хлопья снежинок, медленно догорают в темно-синем пламени страницы из ежедневника.
Есть такие люди, которые ломают чужие жизни. Некоторые совершенно преднамеренно, а этот – нет, а этот конченный придурок, громкий и раздражающий, со всеми этими глупыми идеями, ненормальными мыслями и сумасшествием в светло-карих глазах. Таких можно либо ненавидеть до полусмерти, либо – до полусмерти – любить.
«Шершень может напасть на человека только в случае опасности».
К сожалению, Бритт не имел об этом ни малейшего понятия.
Стекло хрустит под ногами, разлетается осколками в воздухе, и дышать тяжело, словно вокруг стоит адское пекло, и ребра болят, ноют. Кто из них ударил первым?
Перед глазами расцветают темно-красные пульсирующие круги, одним ударом выбит из легких весь кислород, кровь течет вниз по подбородку, а в светло-карих глазах напротив – ярость и какая-то детская обида. Кто из них ударил первым?
А потом осознание того, что, увы и ах, жизнь в неблагополучном квартале так и не научила тебя плавать, и сквозь рябь воды и мутную пелену на глазах видно, как Рид остановился в ожидании, будто думая – а может к черту, оставлю его тут подыхать.
И кажется, что это все уже не имеет значения, было удалено за неактуальностью и без сожаления выкинуто в мусорную корзину.
Пока Като держит Бритта на прицеле, у него есть целых десять секунд, чтобы не решить спустить курок. И не спускает, не потому что моральные принципы и человеческие чувства, а потому что где-то в сознании схемы продолжают рушиться, ломаться на части и неспешно догорать.
Потому что из двух вариантов «ненавидеть – любить» он совершенно иррационально не выбирает первый.
Потому что завтра Бритт проснется от горьковатого запаха кофе.

Вопрос: Оценка

1. +		9	(81.82%)
2. -		2	(18.18%)
Всего:		11

@темы: |other|

---

|Гадание на ромашке, Ян/Эдди, PG, ангст|

Name: Гадание на ромашке
Фандом: оридж
Рейтинг: PG
Жанр: ангст
Дисклеймер: Эдди придумал Дей, остальные мои. Все упомянутые произведения – их авторам.
Персонажи: хотя какая разница, их все равно никто не знает =.= упоминаются все «ромашки», в центре внимания – Софи и Ян
Пейринг: Ян/Эдди, Ян/Софи (ну было дело, агась)
Предупреждение: люди не в теме могут даже не читать. Или читать, но не вдумываться. И вообще, оно для красоты написано.
От автора: Лол, после фичка для Дея мне захотелось исполнить давнюю задумку и написать очень ангстовый фик про Яна. Мужик сказал – мужик сделал. Чтобы не портить текст звездочками, рассказываю сразу: «У него не было сказки, зато была фамилия доктора-фашиста…» - я имею в виду Ариберта Хайма. Я, чесслово, о нем не думала, когда выбирала фамилию. А ещё в этом фике вы узнаете много нового про Жанночку, его хобби и времяпрепровождение :3
ps: Хочу чертов фидбек D -:<

читать дальше.

У этой девочки из его воспоминаний была чудесная улыбка и совершенное отсутствие манер.
Она вертела его сознанием, как хотела, словно играла с кубиком - рубиком: влево – вправо, грани не совпадают, а она вертит их, резко двигая тонкими кистями рук, так, что кажется, что они вот-вот захрустят и надломятся.
У нее бледная кожа и длинная острая тень, вытянутая и всем своим видом напоминающая шарнирную куклу, с этими её треугольными локтями и растянутыми ножками. Она скользит по стенам домов и следует за ним до самого пробуждения, такая непропорционально хрупкая, что он боится лишний раз выдохнуть, чтобы она не разбилась.
И глаза у нее тоже цвета чернил, иссиня-черные, похожие на океан ночью. Свет словно не падает на них, не отражается, наверное, путаясь в длинных-длинных и отчего-то выцветших ресницах. Они оставляют тонкие тени на её щеках и с каждым вдохом будто подрагивают. Когда она моргает, ресницы путаются друг с другом и иногда с прядями волос тоже, если сильный ветер треплет их. Её волосы напоминают водоросли, такие же длинные, темные и блестящие на солнце так сильно, что на них остается белая линия. Её голова и тонкая шея тонут в них, тяжелых, словно каменных, она откидывает их назад и воздух гулко размыкается под давлением локонов.
У этой девочки из его воспоминаний чудесная улыбка, пухлые губы, уголки которых лишь чуть приподнимаются, когда она смеется. Её смех сливается с ветром, и его уносит далеко-далеко.
Она молчит и смеется, а он глотает сигаретный дым – пока он спит, это ещё имеет смысл.
Пока он спит, у него бьется сердце.
Во сне девочку из его воспоминаний сбивает грузовик, пока она идет босиком по мокрой дороге, и её идеально белый сарафан окрашивается в красный. Она ещё успевает улыбнуться. А он смотрит на следы колес на асфальте и пытается закурить сквозь дождь.
Он тоже успел увидеть её глаза, прежде чем умереть. Для этого ему хватило всего одного шага вперед. В его смерти было меньше смысла, чем в чьей бы то ни было в этом цветнике.
Хотя, по сути, все они просто оказались не в том месте и в неудачное время.
Это как гадание на ромашке. «Умру – не умру – умру – не умру…»
Холли никогда не страдала отсутствием вкуса, у нее просто отличное чувство юмора.
Капли крови застывали на обочине, вскоре смешиваясь с каплями дождя.
Девочка из его воспоминаний продолжала улыбаться окровавленными губами, глядя в черное небо над головой и глотая дождь вместе с последними вдохами.
Он умирал с куском стекла в животе и задыхался от собственных хрипов, пока кровь медленно лилась прямо в горло. Он умирает быстро, но эти мгновения в кромешной темноте растянулись в его памяти на века. Пальцы ломало от внезапно нахлынувшего холода, пока он нащупывал рваную рану на животе, его трясло от боли, он медленно задыхался, словно небо упало на него и придавило к земле. Его сердце остановилось быстрее, чем он успел прошептать ей «Прости», но он ещё успел увидеть ужас в её глазах цвета ночного океана.
Шум дождя усыпил её крик и оставил только свист рассеченного лезвием воздуха.
Бессмертие приходит через смерть.
Это как гадание на ромашке или капли воска, застывшие на подоконнике.
Девочка из его воспоминаний любила осенние вечера, когда можно погасить свет в доме и зажечь свечи, похожие на пузатые колонны, а потом лечь в гостиной, свернувшись калачиком под шерстяным пледом. Девочка из его воспоминаний была романтиком и любила травяной чай, любила его горьковатый вкус и запах луга. Любила конфеты с ликером и горький шоколад.
Поездки на автобусе и звездное небо после дождя.
Свитера и духи из ландыша.
Пудру для пончиков и утренний холод.
Старые книги и дым от спичек.
Хруст пыли на зубах и фотографии на память.
Он помнит её всю, со всеми её привычками и словами, помнит каждое движение и вдох. Он помнит все её кофты и знает, на каком автобусе она ездит к тёте Лилит. Он может перечислить все стоящие на полке в её комнате книги и номер шкафчика в раздевалке.
Эта девочка навсегда застряла в его голове, он видел её в каждом повороте дороге и свисте птицы под окном, он искал её глаза на дне озер и волосы в ветках деревьев. Он помнит о ней, когда поджигает сигареты и вдыхает запах парафина, тонкой нитью срывающегося с отгоревшей головки спички. Он помнит о ней, когда пьет из горла дешевой виски, от которого остается только вкус и пролитые на пол капли – алкоголь не течет по венам с застывшей кровью. Он помнит о ней, когда вдыхает белый порошок, только для того, чтобы дать себе возможность представить: он жив.
Но это такая неправда.
У него не бьется сердце, застывшее в груди колкой льдиной, он не дышит и не чувствует собственного пульса. Ему холодно, всегда холодно.
Кто сказал, что мертвым не снятся сны?
Иногда он просыпается ночью, и ему кажется, что в груди у него осколок стекла, и он задыхается от собственной крови и тяжести надломившегося воздуха. Он задыхается, хотя не дышит по определению. Вместо вдоха он тянется к сигарете и с трудом всасывает в себя дым. Сквозь парафиновый дым видны острые очертания тени.
Иногда он стреляет себе в голову – Стефан долго ругается и собирает его мозг обратно в черепную коробку, чтобы тот быстрее срегенерировался. Капли крови не смываются с белой штукатурки и со временем превращаются в багровые пятна.
Девочка из его воспоминаний играет в русскую рулетку, и это чертовски похоже на гадание на ромашке. Револьвер стрекочет и не выстреливает: девочка из воспоминаний звонко смеется, глядя в пустоту своими глазами цвета утопленного в темноте океана.
Она читает его, словно письмо с угрозами, и внутри его головы играет беззвучная песня, которую она так любила раньше: песня, которую никто не придумал и не спел. Песня, которая никогда не существовала.
В тот день шел «Список Шиндлера», она не любила такие фильмы, а он умер раньше, чем успел дойти до кинотеатра. С тех пор, как он разучился дышать, он перестает доверять каким-либо спискам вообще: когда в них прокрадывается ошибка, последний лепесток отрывается со словом «Умру».
После восемнадцати лет грез о смерти, это превратилось в хобби. Довольно странное, учитывая, что он давно мёртв.
Девочке из его воспоминаний чуть за сорок, у нее глаза цвета океана ночью, шелковые волосы и семья в Лондоне. Иногда он видит её имя в газетах, и не строит для себя иллюзий: девочка из его воспоминаний стареет. Когда она умрет, окруженная детьми и внуками, ему будет 25 – ему всегда 25. Она прошепчет одну из тех фраз, которая понятна только им двоим, с надеждой на встречу в раю. Но он не придет, случайно проклятый на вечную жизнь.
Вечную жизнь? Жизнь не бывает вечной: бесконечность познается после.
Это как гадание на ромашке, когда последний лепесток оказывается не тем, каким ты ожидал, и твое имя нечаянно закрадывается в список смертников.
У них у каждого – свои скелеты в шкафу. Время стирает разницу между ними, убивает сострадание и оставляет только воспоминания о прошлом, тонкими линиями проведенные по памяти.
Это сказка совсем не о принцессах и драконах, не сладкие истории о «…и жили они долго и счастливо».
Маленькая девочка в розовом платье умирала на руках своего брата, который так любил её, что решил обмануть саму смерть, но она об этом никогда не узнает и никогда не простит. У маленькой девочки в розовом платье синие пятна на мраморной коже и взгляд волка, который она прячет за черной вуалью. Спящая красавица, которая не дождалась принца в чертогах опустевшего замка.
Сержант, не доживший до конца войны и не увидевший всепоглощающего огня горящего сердца, он глушит запах пороха дорогим парфюмом и прячет глаза убийцы за длинными ресницами. У него шрам напротив сердца и остывшие лозунги в голове – «Vive la France!», вытащенный из огня оловянный солдатик тихо ловит ртом пыль на полке над камином.
Не сгоревший в огнях инквизиции колдун застрял где-то в черно-белом мире между «завтра» и «вчера», растеряв прожитые годы и разменяв биение сердца на контракт с чудовищами из детских снов, чернила пропитали кожу и медленно дышат драконьим телом на его спине. Как ты будешь петь песню, если сам не знаешь своего имени, Румпельштильцхен?
А потом – гораздо позже – был маленький принц с глазами осеннего неба и волосами цвета выцветшей пшеницы, и если бы у него были воспоминания, он, наверное, тут же сбежал бы искать свою Розу. Но так никогда бы и не нашел: ведь эта сказка без счастливого конца.
Девочка из его воспоминаний смеялась и листала страницы пропитанной пылью книги.
У него не было сказки, зато была фамилия доктора-фашиста и полпачки сигарет, а еще немного кокса и полный магазин патронов – можно было прострелять на стенке смайлик или просто нашпиговать голову пулями.
Единственный плюс смерти заключается в том, что способ провести свободное время всегда находился сам собой, особенно если представить, что кокаин не просто белый порошок, а действительно действует.
У маленького принца глаза цвета неба осенью – такие же бледные и вот-вот расплачутся дождем. Это не ночной океан, и улыбается совсем по-другому, Принцам не место рядом с алкоголиками – социопатами, а он – просто не привык искать замену для людей из прошлого.
Девочка из его воспоминаний провожает его до станции и медленно падает на рельсы – лепестки ромашки путаются в её волосах и улетают куда-то далеко вместе с ветром.

Вопрос: Оценка

1. +		2	(66.67%)
2. -		1	(33.33%)
Всего:		3

@темы: |original|

---

|Пепел, Имс/Артур, PG, ангст|

Name: Пепел
Фандом: Inception
Рейтинг: PG – в кадре ругались матом. Ещё в кадре курили и рекламировали Капитан Блэк
Жанр: ангст
Дисклеймер: Кристофер Нолан
Пейринг: Имс/Артур, есть он там
Предупреждение: ООС, АУ, сомнительный сюжет с претензией на гениальность. А ещё я глумлюсь над Артуром. Много.
От автора: все любят День сурка =D Я тоже.

читать дальше.

Что можно было сказать об Артуре со стопроцентной точностью – он был человеком очень занятым, и тут уж ничего не поделаешь, ведь его профессия просто обязывала его к переработке тонн информации, без которой ни одна миссия не обошлась бы (а это все-таки приятно осознавать). О таких говорят «у него каждый вдох по расписанию», но тут вышла незадача – позволить такую роскошь, как трата времени на ведение ежедневника Артур не мог.
Как печально.
Артур посмотрел на циферблат наручных часов – аккуратный шрифт показывал 6 марта. Это было пятнадцатое по счету 6 марта в жизни Артура – одно и тоже 6 марта. Раньше он думал, что временная петля бывает только в кино. Как показала практика – чертовски ошибался.
Но он был профессионалом, а любой профессионал должен уметь находить выход из сложных ситуаций – а именно такой данная ситуация и являлась. Конечно, первым делом Артур кинул кость. Результат его не удовлетворил: тотем сообщал ему, что все происходящее есть ни что иное, как реальность. По правде говоря, никогда ещё Артур так сильно не хотел ошибаться.
У него было около 360 часов, за которые он настолько хорошо выучил происходящее вокруг, что мог совершенно спокойно заниматься самокопанием, не вызывая подозрений.
Хотя можно было бы выбрать менее неспокойный день для повторения его из раза в раз – Артур никогда не любил автомобильные погони. И сорвавшиеся операции тоже: странно, но что бы он ни делал, все снова и снова шло не так.
И это раздражало больше всего.
Сейчас Артур терпеливо ждал, пока Кобб подключит новую (хотя какую уж теперь новую) мишень к П.А.С.И.В. Ждал и считал секунды до грохота пулеметной очереди, которая вот-вот раздастся снаружи.
…пять. Кобб успевает протереть запястье бессознательного владельца какой-то крупной фирмы спиртом.
…четыре. Имс делает затяжку, выпуская дым в открытую форточку.
…три. Пепел летит вниз на пыльный подоконник.
…два. Ариадна заправляет за ухо выбившуюся прядь.
…один. Секундная стрелка медленно плывет вверх.
Выстрелы не заставили себя ждать, и застывшее было время, словно стараясь наверстать упущенное, побежало в два раза быстрее обычного. Осколки стекла разлетаются в разные стороны – дальше вниз по пожарной лестнице, шесть пролетов под свистящими пулями. За эти пятнадцать раз Артур выучивает место расположения противников наизусть, ни один патрон не приходиться мимо цели.
Но когда они в трясущемся фургоне гонят по ночному городу, когда их заносит на поворотах, а колеса скользят на промерзшей дороге, и когда вокруг свищут, разбивая окна машины, пули – тогда даже пятнадцати раз кажется мало.
И Артур снова не успевает поймать момент, когда фургон во что-то врезается, и не успевает удержаться на ногах, а значит – мир снова погружается в темноту.
На часах 6.30 утра. 6 марта 2010 года.
- Да чтоб вас всех…- уже беззлобно изрекает Артур. На шестнадцатый раз сил злиться уже не хватает. Вместо этого он решает провести время более благотворно и ищет рубашку – та находится с первой попытки, так как она все там же, где и шестнадцать раз до этого – на спинке кресла. Пачка «Captain Black» лежит рядом, и вообще-то не имеет к Артуру никакого отношения, не считая, разве что, того, что теперь его дымом пахнут все рубашки Артура (и это в том числе). На этот раз ему слишком лень звонить Имсу и сообщать, что он больше не намерен терпеть признаки чужого нездорового образа жизни рядом с собой – все равно это неправда, и, если все так дальше продолжиться, Артур вынужден будет терпеть Капитана рядом с собой до скончания своих дней.
Если он наступит.
Оказывается, вкус шоколада действительно остается на губах. Какой милый привет из детства – сигарета с шоколадом, все дети любят шоколад.
Господи, нужно выбираться отсюда – ещё немного, и он сойдет с ума.
Телефон все-таки звонит, и это первое разнообразие за эти шестнадцать одних и тех же дней.
Открывая глаза в следующий раз – 6.30 утра 6 марта – Артур задумывается о том, чтобы начать менять реальность. Если это реальность.
Мобильник звонит долго – Артур бросает его в номере, думая, что Имс вряд ли обидится, так как уже завтра ни черта не вспомнит. Хотя Артур уже давно не говорит «завтра», он говорит – «в следующем сегодня».
Пока он бездумно бродит по городу, 6 марта преследует его: лицами людей, которых он встречал по дороге на место встречи, тот самый владелец фирмы, машина которого стоит на светофоре, даже, черт её возьми, та самая дорога, покрытая коркой льда.
Артур засовывает замершие руки в карманы пальто, левой рукой нащупывая измятую пачку сигарет и полукруглые грани кубика, правой – холодную рукоять пистолета.
Он стоит посреди оживленного переулка, где-то в потоке вечно спешащих куда-то людей, и успевает поймать на себе взгляд молодой девушки, когда подносит оружие к виску.
Телефон в номере поет голосом Роже Цицеро.
На часах 6.30 утра.
6 марта 2010 совершенно точно не собиралось его отпускать.
За следующие двадцать раз Артур перепробовал столько способов самоубийства, что, узнай об этом Имс, ни за что не стал бы обвинять его в отсутствии фантазии. Но каждый раз итог был один – на часах высвечивалось 6.30 утра, и все начиналось заново.
Артур сбился – он уже не помнил, сколько раз просыпался в одном и том же дне.
Какое идеальное воплощение консерватизма.
Сейчас Артур сидел в небольшой съемной квартире и выслушивал последний инструктаж Кобба перед заданием, который мог рассказать наизусть. Как бы это глупо не звучало, но он все-таки решил сходить на задание – скука взяла свое. Хотя о чем тут говорить, если он даже все сегодняшние издевки Имса выучил – не специально, конечно.
- Эм…Артур, ты слушаешь?
- Да-да, я страхую тебя, пока ты взламываешь сейф, а Имс отвлекает Батлера под видом секретарши – любовницы, - по правда говоря, у Артура в этот момент было настолько скучающее выражение лица, что если бы ему кто-то рассказал – сам не поверил бы.
А судя по тому, что у Дома на лица был полнейший ахуй, Артур сделал логичный вывод – эту фразу Кобб только собирался сказать. Слово в слово.
Пока Кобб крутил волчок, Артур наслаждался изменениями в сегодняшнем дне.
- Итак, ближе к…
«К черту операцию, давайте в боулинг».
Операция прошла по плану – то есть была провалена. Действительно, лучше бы в боулинг.
Когда Артур спустился в холл гостиницы и застрелил девушку с ресепшна, он сделал это безо всякого злого умысла – ему важно было знать, как отреагирует 6 марта на такие изменения. 6 марта, очевидно, настолько ушло в транс, что даже забыло преследовать Артура – ему заломили руки полицейские и отправили в комнату допроса, искать мотивы.
Мотивов не нашли, а наутро Артур проснулся в гостиничном номере, и на часах было 6.30 утра.
Выходя на улицу, он по инерции извился перед застреленной во вчерашнем сегодня девушкой – та похлопала длинными ресницами и, наверное, простила.
Артур не помнил, какое сегодня по счету он проживает, но то, что он пересек тридцатку – это точно.
Пепел летит вниз на пыльный подоконник. Ариадна заправляет за ухо выбившуюся прядь.
Тишину разрывает грохот выстрелов.
Гонка сверху вниз сквозь осколки стекла и свист пуль. Скрежет колес по льду и мгновение боли от удара – словно его окунули в расплавленное олово.
На часах 6.30 утра.
Артур тянется к телефону. Он не знает этого, но его нервов хватило ровно на 63 сегодня.
Имс приезжает спустя пятнадцать минут после звонка – наверное у Артура был до того дрожащий голос, что имитатору даже в голову не пришло о чем-то спрашивать.
За это пятнадцать минут Артур успевает выкурить шесть сигарет и раз двадцать бросить кость, впрочем, уже слишком бесполезную.
Имс обещает сводить его к доктору, обещает сквозь шепот и поцелуи, сквозь вкус шоколада на губах и запах сигаретного дыма. Он, конечно, не знает, какую ужасную вещь сделал – дал Артуру надежду на завтра.
Надежда рушится, когда утром часы показывают 6.30 утра 6 марта 2010 года.
Артур не считает секунды, пока Кобб протирает запястье мишени спиртом, и не следит за движениями рук Ариадны, но с точностью угадывает момент, когда снаружи слышится первые выстрелы.
Стекло взрывается миллионами отражающих свет тусклой лампы брызг, цепляется за кожу – Артур только сейчас замечает капли крови на своих пальцах – порезался, пока выпрыгивал на лестницу.
Гонка под свистом пуль, сверху вниз, ступеньки сколькие, и если заглянуть в окна, можно увидеть людей…
Стоп, о чем он, черт возьми, думает. Ах да. Сверху вниз под стеклянными брызгами, не запутаться в пролетах и запрыгнуть в фургон. Они газуют, скользят по льду, пули разбивают стекла и оставляют дырки, пролетая сквозь бока машины. Что-то было не так.
Артур чувствует, как фургон резко тормозит, чувствует боль и теряется в темноте.
Когда он открывает глаза, перед ним лишь подернутое рассветом и реденькими облаками небо, звезды уже скатились с него, но полутьма еще держится, и солнце лишь чуть выглядывает лучами из-за горизонта. Больно, а еще что-то мешает дышать, и…
-..эй, ты очнулся? – никогда в жизни Артур не был так рад слышать Имса, - Подожди немного, сейчас…
- Число какое? – спрашивает он, хотел громко, а получилось тихо и хрипло, а еще побурливая чем-то в легких. Судя по привкусу во рту и желанию откашляться – кровью. К черту, Имс, не отвечай. Он и так знает – завтра наступило.
- Как сильно ты ударился головой?
Сверху медленно опускается снег. Похож на пепел.
Что-то было не так. Не было пепла на подоконнике.
На часах 6.30 утра 7 марта 2010 года.
Или нет?

Вопрос: Оценка

1. +		15	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		15

@темы: |other|

---

|Совсем невесело, Ян/Эдди, PG, юмор|

Name: Совсем невесело
Фандом: оридж
Рейтинг: PG за ругань
Жанр: юмаръ
Дисклеймер: Эдди придумал Дей, остальные мои
Пейринг: Ян/Эдди
Предупреждение: это почти флафф, ололо
От автора: для d-ace

читать дальше.

«Очертеть. Рождество – а я мертвый», - печально размышлял Эдди, уставившись в пространство перед собой. А точнее говоря, не совсем в пустое: на его месте удобно расположилась стенка. Дело было, собственно, довольно банальным: Эдди очень удачно избежал участи всех, кого встречала на своем пути Холли, которой, видимо, детство в голову ударило, и теперь резво припахивала всех украшать офис. Вообще-то Эдди было стыдно называть офисом трехкомнатную квартирку условных размеров, располагающуюся на втором этаже овощного магазина, но другого слова в его запасе не обнаружилось. К тому же, Стефан ругался, когда кто-нибудь обзывал офис дырой, жопой мира или еще чем-нибудь вроде того.
Была еще одна причина, по которой он здесь ныкался – сегодня и без того не особенно вменяемый коллектив ромашек был еще более невменяемым.
Холли ходила необоснованно веселой, очевидно оттого, что успела с утречка потроллить Гилберта по скайпу, и настроение ей не портило даже то, что ей периодически приходилось отгонять поддатых церберов – всех троих, вместе с хозяйкой, к тому же, которые умудрялись колядовать и шпионить одновременно, и если с первым она могла смириться, то последнее было ну крайне нежелательным. Стефан тоже ходил веселым, впрочем, он всегда был такой, к тому же все время порывался одеть красное платье с белым мехом. Джестера, казалось, это вообще не трогало – он вяло вешал на куцую ёлочку шарики и подвывал Мэнсону в наушниках.
Но, черт возьми, чего Эдди действительно боялся, так это столкнуться с Яном.
Хайм был зол, как черт. Как поведал ему Стеффи, местный админ ходит так не только каждое Рождество, но и на все праздники вообще. Объяснение было банально – Ян маялся от того, что не мог напиться как следует, вернее, не мог вообще. «В чем прелесть был мертвым, если ты уже ничего не можешь?!» - вопил он, шатался по офису тенью и жаловался Софи на все сущее. Софи, как ей и положено, не отвечала, что, впрочем, не удивительно*.
Эдди не был уверен насчет того, как встречают сий чудный праздник нормальные люди, но что-то ему подсказывало, что как угодно, только не так.
- Дурдом, - сообщил он стене, что, впрочем, никого не удивило – у ромашек, очевидно, было само собой разумеющимся общение с неживыми предметами. Дождавшись, пока Стефан, который в любую минуту мог попросить помощи в приготовлении печенек, скроется из виду, Эдди вылез из своего убежища и, накинув на себя не сильно-то спасавшую от холода куртку, вышел на улицу. Благо, что в Париже зимой морозов не наблюдается, к тому же…
Ну на кой черт ему бояться холода, если холодно ему итак постоянно? Не тем холодом, который ощущаешь зимой, под метелью, не тем, от которого можно спастись теплым пледом и кружкой чая. Холод изнутри, холод, сковавшись внутренности и душу.
Душу. У зомби бывают души?
С тех пор, как Смерть по ошибке замахнулся на него косой, прошло около трех месяцев – Эдди не утруждал себя подсчетами. Но за эти месяцы ясность так и не наступила – он как не нал ничего о зомби и деятельности ромашек в целом, так и не знает.
Окружающие (в лице Яна, который, видимо, был ответственным за просвещение молодежи), видимо, посчитали, что основ с него достаточно. Все было не так чертовски просто, да?
На улице было еще совсем светло – день только-только начинался, зато народу было столько, что даже здесь, в обычно не особенно популярном квартале, где располагался их офис, периодически приходилось бороться с толпою за право продвинуться вперед на пару сантиметров. Куда конкретно он шел Эдди не знал, и это, в каком-то смысле, даже радовало – когда ты идешь куда-то без цели, невозможно заблудиться.
Небо было потрясающе ясным и, несмотря на то, что по краям дороги лежали свежие сугробы, снег даже не думал идти, словно решил поиздеваться и развеять праздничное настроение и убежденность людей в чуде.
В последнее время Эдди все чаще стал интересовать вопрос – а сколько здесь, в этой толпе, людей с небьющимися сердцами, сколько?
Совсем невесело.
Через некоторое время он вышел к огромной площади, в центре которой торчала огромная ёлка, а вокруг был залит аккуратный каток. Из любопытства Эдди попытался прикинуть, кого больше – тех, кто катается или стоящих кучками зевак, которым, видимо, нечем было заняться или что-то еще в этом духе, но быстро оставил это занятие, остановившись на том, что их везде до черта много.
Эдди, по правде сказать, не был любителем толпы, но отчего-то не спешил уходить в другое место, вместо этого он отыскал глазами каменную лестницу, ведущую ко входу одного из множеств торговых центров, и уселся на одной из её ступеней. Все-таки мертвым быть удобно – можно не бояться себе что-нибудь отморозить.

Ян задумчиво почесал затылок, изучая Эдди взглядом заправского доктора. Вырубившийся на каменной лесенке мертвый пацан вызывал умиление. Ему, конечно, еще предстоит узнать о том, каких трудов Хайму стоило уговорить общественность не вызывать скорую (или сходу катафалк – кто-то из толпы успел пощупать пульс Эдди – вернее, полное отсутствие оного).
По правде говоря, Ян чувствовал себя придурком – ну полным придурком. Вся Франция умильно праздновала Рождество, а он сидел на холодных ступеньках и бухал из пластикового стаканчика шампанское, действие которого было сведено к нулю, в компании дрыхнущего на свежевыпавшем снежку мелкого засранца.
Не такой уж и дрыхнущий Эдди отлип от камня и, сопровождаемый пристальным взглядом Яна, положил голову ему на плачо – там, как минимум, было мягче.
- Всю жизнь блять об этом мечтал, - изрек на это Хайм, вертя в руках заботливо подкинутую Стефаном веточку омелы и на глазок прикидывая, куда бы её можно приткнуть.


* Для тех, кто не в теме: Софи – это бейсбольная бита, так-то =D

Вопрос: Оценка

1. +		2	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		2

@темы: |original|