|Paint it black, Рагнарёк, Медуза, G, зарисовка|

[Fuck.My.Mind]

Название: Paint it back
Фандом: Soul Eater
Рейтинг: G
Жанр: флешбек зарисовка
Варнинг: ни о чем
От автора: да, мне было нечего делать

читать дальше.

I look inside myself and see my heart is black
I see my red door and it has been painted black
Maybe then I'll fade away and not have to face the facts
It's not easy facin' up when your whole world is black
Rollin Stones – Paint it black

Ночью здесь нет света, нет ламп, только свечи, но они лишь окрашивают стены в чёрный пляшущими тенями. На потолке, на полу, на занавесках (чтобы луна не проникла в комнату), на чужих лицах – всё скачут, как сумасшедшие. Я слышу музыку их танца, я слышу чужие голоса из-за двери. Я знаю один их них – голос девушки в остроконечной шляпе, девушки с бледной кожей и потрясающе, ослепительно чёрными волосами. Она всё время дрожит, нервничает, особенно когда в её спальню заползает блестящая змейка с острой желтой стрелой на голове. Не жалит, не душит, просто подолгу смотрит в глаза, и они разговаривают о чём-то телепатически, а девушка всё равно лепечет что-то, всхлипывает, думает, что я не слышу.
Тут же стены как картонные, у тебя же глаза испуганно – забитые, дрожишь вся, словно под дождем вымокла, и в чёрных волосах теряются ранние седые прядки.
И вот ты там, за дверью, снова дрожишь, я не вижу твоего лица, сидя в своём углу, но знаю: твои пухлые губки нашептывают что-то сбивчиво, и ресницы – тоже чёрные – дрожат, словно бабочки в полёте с цветка на цветок, прячет за ними голубые глаза.
— Я надеюсь, ты подготовилась достойным образом, Перикл*, — доносится чужой, незнакомый женский голос, одновременно холодный, как лезвие ножа, и тягучий, как мёд. Голос, которого невозможно не бояться, не возможно не подчиняться ему, и Бабочка задерживает дыхание, словно боясь выдохом вызвать гнев.
— Да, Медуза-сама. Этот мальчик, я хотела сказать, это оружие, я стёрла любые доказательства его существования. Шибусен никогда не узнает и не хватится его, — она трепетала, и вот-вот должна была посыпаться пыльца с крыльев. Девушка прижимала к груди сложенные в замок тонкие пальцы, слишком тонкие, казалось, что в любую секунду они сломаются.
Змея улыбается, и он этой улыбки дерево двери, и стены, и потолок, и занавески, и огонь свечи, и танец теней – всё застывает, скованное льдом. И я жду, что в комнату войдёт Снежная Королева, но входит она: у неё светлые волосы, чёрное шёлковое платье и вертикальные зрачки, а я чувствую, как моя покрывшаяся холодным потом спина прирастает к стене, но глаза отвести – не в силах.
— Нуар! – трепещет в застывшем воздухе Бабочка, — Нуар, вылезай оттуда! Медуза-сама пришла тебя забрать!..Ах, он же совсем не откликается на своё имя…
Змея смеётся, и этот смех похож на звук разбивающегося стекла.
— Это к лучшему. Всё равно старое имя ему придётся позабыть, — тонкие губы растянуты в усмешке, почти оголившей полные яда острые клыки – я не знаю, но я почти уверен, что так оно и есть. Она даже не смотрит на Бабочку, она не сводит с меня взгляда, — Что же ты сидишь? Пойдем.
— Куда? – у меня такой непривычный хриплый голос, может потому, что я уже слишком долго не разговаривал ни с кем, я забыл, как он звучит. Я не помню, какого у меня цвета глаза и волосы, я не помню, как долго я здесь, кто мои родители, не знаю, ждёт ли меня кто-то, ищет ли, стремиться ли к снежным чертогам посреди белоснежной ледяной бесконечности.
— Я сделаю тебя сильнейшим, — шипит Змея. Она держит в руках запретный, но такой сладостный плод, гораздо слаще, чем мог бы предложить Дьявол глупой Еве.
— Я не знаю, что делать с силой.
— Тебе и не нужно знать. Ты просто будет делать то, что я говорю.
«Вечность». Я могу собрать слово «вечность».
У Змеи такие холодные пальцы, я чувствую это, когда беру её за руку, и по моей ладони словно разрастается искорками иней. Ресницы Бабочки то взметаются, то опускаются вниз, и длинные тени порхают по её бледным щекам. Она спускается с нами по лестнице, выходит на улицу, и лишь в дверях останавливается – из темного неба медленно сыплется снег, не оседая на земле, а тая ещё в воздухе.
Змея останавливается, и я успеваю заметить красный огонек в её желтых глазах.
— Перикл, — её голос похож на раскалённый уголь, на бокал глинтвейна – терпкий запах алкоголя манит, но ещё достаточно горяч, чтобы обжечь губы, — Ты говоришь, что кроме нас двоих никто не знает о мальчишке?
— Д-да, Медуза-сама, — шепчет она, словно горло ей сдавило невидимой веревкой. Синие глаза полны ужаса, не отражающего свет луны, полностью монохромные, — Я к-клянусь, больше никто…
— Двое… — тянет Змея, и её улыбка превращается в хищный оскал, — двое – это слишком много, Перикл.
Чёрная стрела разрезает воздух, Бабочка вздрагивает в последний раз, и замерзает, застывает под стеклом, и дыра в её груди расползается алым, роняя потоки крови на пол.
Красная кровь на чёрных тенях.
Ночью здесь нет света.
Хрона, маленькая глупая Хрона, сопит себе в кроватке в обнимку с плюшевым зайчиком. У меня никогда не было плюшевых зайчиков, мамочки и любящей семьи – у неё есть хотя бы иллюзии последнего. Зато зайчик — вполне себе настоящий.
Я знаю, что она заснула после тех таблеток, что Медуза-сама дала ей, но это и к лучшему. Глупая Хрона не знает, что через пару часов, когда всё будет готово, мы станем сильнейшими Повелителем и Оружием. Главное – делать так, как скажет Медуза-сама.
— Почему «Рагнарёк»? – спрашиваю я, когда она привязывает меня ремнями к операционному столу. Хрона спит рядом, и от её тела тянутся, кажется, миллионы проводов. Плюшевый зайчик валяется на полу.
— В скандинавской мифологии, — терпеливо поясняет Медуза, протирая скальпель, — Рагнарёк – это день гибели богов, а после и всего мира. Но тебе достаточно уничтожить и бога.
— Которого?.. – шепчу я. Лампа слишком ярко светит, или это анестезия действует так, а у меня заплетается язык, и почему-то я вижу летающих под потолком бабочек.
— Бога Смерти, разумеется.
А потом всё стало чёрным. Навсегда.


* Парусник Перикл (Papilio pericles)

Вопрос: Оценка

1. +		4	(100%)
2. -		0	(0%)
Всего:		4

@темы: |soul eater|